Когда молчит совесть

Надо было сосредоточиться, продумать план действий. В склоках и дрязгах опыта Баширу Бадирбейли занимать не приходилось. За долгие годы он приобрел в подобных делах изрядные навыки. К интриганству у него был врожденный талант. Разве не этому таланту обязан он был "блестящей", с его точки зрения, победе на прошлом ученом совете? Среди трусов, пугающихся собственной тени, его авторитет вырос по меньшей мере впятеро. Как они подхалимничали, как лебезили перед ним! Вечером в его квартире не умолкал телефон, "победителя" осыпали неумеренными восторженными похвалами:

- Ты просто бог, Башир, честное слово, бог! Ни у кого из простых смертных не хватило бы сил свалить Гюнашли, а ты уложил его на обе лопатки! И как чисто, аккуратно, по всем правилам. И того негодяя, "новатора" аспирантишку, ты здорово отделал. После такого удара не верю, чтобы он поднялся на ноги! Молодец! Тысячу раз молодец!

- Слава герою-победителю! Пусть сотни лет здравствует герой, взявший крепость одним штурмом, ты одним ударом могучего кулака разорвал надутый бурдюк! Вот она, истинная доблесть! Вот мужество, ты настоящий мужчина! От всего сердца поздравляю тебя...

- Слышали о вашем подвиге Башир Османович. Слышали и радовались. Давненько тоскуем по этой доброй вести. Пусть долгой будет ваша жизнь и пусть всегда сопутствует вам удача!

Верим, наступит день - и мы снова увидим вас в директорском кресле. Придет конец господству всяких там модернистов и фальшивых новаторов. Тогда и нам улыбнется солнце.

Правда, Башир большинство этих дифирамбов в одно ухо впускал, в другое выпускал. Он прекрасно понимал, что, споткнись завтра, все эти возносящие его до небес подхалимы тут же проголосуют против него. Но вида не показывал, всех с удовольствием выслушивал, благодарил. Восхваления маслом проливались в его душу, он хмелел от них. Башир был совершенно уверен, что с Гюнашли покончено навсегда. "Вряд ли он сможет прийти в себя. Что бы там ни было, но уж слухи о его семейных делах обязательно поползут по городу, будут передаваться из уст в уста, варьироваться. А этого вполне достаточно, чтобы ославить человека, разрушить его авторитет в общественных кругах. Может ли быть удар страшнее?"

Башир не ошибся. Уже на следующий день после заседания ученого совета в институте пошли толки и пересуды. Болтуны и сплетники, разукрашивая случившееся, рассказывали про жену и дочь Сохраба чуть ли не анекдоты. Сотрудники собирались по углам, обсуждали, судили, рядили, подсмеивались. Бадирбейли наслаждался. Он переходил от одной группы к другой, и среди робкого подхихикивания раздавался порой и его развязный басовитый хохот. Он чувствовал себя истинным победителем и по улицам и по институту ходил выпрямившись и гордо задрав голову.

Когда было выдвинуто предложение созвать еще одно заседание ученого совета по поводу работы Шамсизаде и создать комиссию для глубокого изучения, он воспринял это совершенно спокойно. Даже, вопреки своим правилам, не устроил на заседании никакого шума. Лишь пренебрежительно махнул рукой:

- Напрасный труд! Хоть пять комиссий создавайте, ничего из этого не получится. Только зря время потратите!

Однако вчера в конце дня он неожиданно узнал, что комиссия дала работе высокую оценку. По распоряжению директора был срочно составлен проект и отправлен на опытный завод.

Спесь мгновенно слетела с Бадирбейли, он напоминал раздраженную змею. Ночь спал беспокойно и рано утром, чтобы удостовериться в правильности услышанного, помчался сначала в проектный отдел, а оттуда, разъяренный, на завод. Все подтвердилось.

...У себя в кабинете он не задержался. Что долго гадать и раздумывать? Все и так ясно как день. Удар нанесен одним из его противников проректором Муршудом Гамзаевым. Хлопнув дверью, Башир быстро спустился на первый этаж.

Когда он раскрыл дверь в кабинет Гамзаева, тот, расстелив на столе газету, вынимал из портфеля домашнюю диетическую еду. Гамзаев страдал язвой желудка и потому не ходил в буфет или столовую, а обедал у себя в кабинете.

- Опять контрабандой занимаетесь, Муршуд Балаевич! - прямо с порога крикнул Башир Бадирбейли и, не дожидаясь приглашения, нагло прошел в кабинет и уселся на стул.

Гамзаев прекрасно понимал, на что намекает Башир Бадирбейли, однако решил все обратить в шутку.

- Какая же контрабанда, Башир Османович? - заговорил он. - Все это мое, честно заработанное, из дому принес. Пожалуйста, садись отведай кусочек...

Бадирбейли брезгливо поморщился:

- Спасибо! Иной пищей ты уже накормил меня!

Гамзаев спокойно прожевал кусок, проглотил:

- Похоже, что ты хочешь сказать мне что-то важное. Говори прямо, что случилось?

- Будто и сам не знаешь!

- Скажешь - узнаю...

- Ты мне зубы не заговаривай, Муршуд, я тебе не ребенок!

Гамзаев укоризненно посмотрел на собеседника и снова заговорил шутливо, но за шуткой легко было почувствовать серьезный смысл его слов:

- Конечно, не ребенок! У тебя уже внуки, которым жениться пора, не сегодня-завтра прадедом станешь. Но... извини меня, ведешь ты себя хуже ребенка, и поступки твои недостойны аксакала.

Бадирбейли вскипел: