– Ты, Мир… Аврора, не намеренно, но спасли мне жизнь. Я не люблю быть обязанным, но умею благодарить.
Винир повел плечами: – Молодчина. Родители хорошо тебя воспитали.
– Я говорил, что после того, как довел отца до суицида, запер мать в психбольнице? – вдруг сказал мэр. – Она потом тоже долго не протянула… Понимаешь, ненавидеть собственных родителей – очень плохо. Я был уверен, что только так мог избавиться от этого отвратительного чувства. – мэр улыбнулся. – Я оказался прав, не в первый и не в последний раз… Люди привыкли удалять ненависть подчистую, не оставляя никаких следов. Я же, ее скорее трансформирую. В жалость… Моя мать, которой подчинялись сотни человек и боялись сотни насильников и убийц, кончила слюнями в подушку и мочой в простынь. Я навещал ее каждый день, чтобы просто посмотреть, как она шарахается от каждого громкого звука… Ты когда-нибудь испытывал жалость? Это лучше, чем секс.
– Как ты…
– Как я это сделал? Простейший рецепт: открытый доступ к семейным тайнам и лекарствам. Терпение.
Винир притих. Мэр же запустил руку в пиджак; вытащил оттуда огнестрельное оружие и направил на сидящего.
– Я бы не стал рассказывать всего этого, не собираясь убить тебя.
– Это что, мой револьвер? – прищурившись, спросил Винир.
– Нет, но он зарегистрирован на твое имя.
– Мира ты тоже убьешь?
– Не понадобиться. После твоего самоубийства, я думаю, поток этих записок прекратится. Если нет… впрочем, тебя это беспокоить не должно.
– Ты псих, еще похлеще, чем он.
Мэр осклабился.
– Тебе прострелить виски или подбородок?
– Виски.
– Хороший выбор.
– Благодарю. Вино допить можно? – Винир указал рукой на неоткрытую бутылку, что стояла на столе.
– Нет. Я здесь уже достаточно задержался. Но, если так страшно, можешь сделать один глоток.
– Я не боюсь смерти.
Глава города, выказывая уважение, кивнул. Затем обошел диван; остановился сзади Винира, и приложил к его виску дуло револьвера.
– Последнее слово?
Винир не издал ни звука, мысленно проговаривая слова всех молитв, что знал. Нет, он не соврал. Смерти мужчина не боялся. Он боялся так и не встретиться с женой и дочкой, после смерти. Но сейчас… сейчас смерть сама пришла за ним. Среди глубокой ночи, не предупредив, не постучавшись, и все-таки… это было благословение. Нужно потерпеть всего несколько секунд… Губы Винира дрогнули, затем улыбнулись. Он закрыл глаза и представил Рину, невысокую, светловолосую женщину в сиреневом комбинезоне. Она сидит на крыльце с чашкой горячего чая, и большими карими глазами высматривает на полянке Аврору… Рина конечно станет ругать его. Винить во всем, потому что больше винить некого. Если она изобьет его, и заставит жить во дворе, как пса, Винир ни сколько не опечалиться, и сопротивляться тоже не станет. Главное, чтобы они были вместе. Чтобы они все были там. И больше никого…
Раздался выстрел.
Тело Винира мгновенно умерло, перепачкав всю гостиную кровью. Из глаз текли слезы. А лицо, с легкой улыбкой, замерло навсегда.
Сорок шестая глава
Мир
Свадьба.
Мэр, с профессионализмом диктора, произносит клятву. Я смотрю на маленькие пуговки его пиджака и думаю о том, как сильно они похожи на таблетки, что дала мне Анна. Жаль, я ничего не помню, о своем наркотическом путешествии.
… И мы всегда будем счастливы. – мэр закончил клятву и убрал исписанный листок в карман пиджака.
Зачем ему этот лист? За все время зачитывания, мэр ни разу в него не заглянул, смотрел только на маму, или сквозь нее, не знаю.
Два дня назад мама спросила меня в шутку, не совершает ли ошибку, соглашаясь на этот брак. Я ответил ей – нет, не совершает. Она вяло улыбнулась. Я же мысленно ударил себя по лицу и сказал тоже самое, но убедительнее. Мне казалось, это было правильно, и очень нужно маме. Как бы там ни было, мэр ее любит. К слову, после моей второй попытки ответь на ее вопрос, мама улыбнулась искренне и поцеловала.
Прямо сейчас мама говорит свою клятву с высокого мраморного пьедестала. На ней облегающее серебряное платье с кружевным шлейфом. Длинная фота вплетена прямо в распущенные волосы. Веки украшены светло голубым; губы – бледно розовым; ресницы – насыщенным синим. Все взгляды устремлены только на нее. Вряд-ли кто-нибудь слушает, даже я не слушаю (слишком занят своим монологом), но смотрят точно все.