Когда начнутся дожди

Она почти постоянно замечала слежку и была готова к тому, что рано или поздно наткнется на соглядатая. Элиза сама не знала, чего больше боялась – слежки или того, что может произойти. Оставалось надеяться, что намеки Чатура – просто запугивания и опасность ей не угрожает. И все же на ее месте любой бы задумался: не пора ли собрать вещи и уехать. Но если Элиза покинет Индию, что ее ждет в Англии? Значительную часть накоплений она истратила на фотооборудование, надеясь, что этот проект послужит началом большого пути. Хотя Элизе платили каждый месяц, незаконченный проект будет означать, что с единовременным платежом по его завершении придется попрощаться. К тому же пострадает ее репутация фотографа.

Элиза шла по коридору в свою комнату, планируя, что снимать дальше. Внезапно она застыла и юркнула в ближайшую нишу. Элиза заметила, как из ее спальни тихонько выскользнул мужчина и запер за собой дверь. Убедившись, что он ушел, Элиза кинулась в свою комнату. Дрожащими пальцами она повернула ключ в замке. Шпион очень постарался не оставить следов, и хотя на первый взгляд все вещи лежали на своих местах, Элиза заметила: ее туалетные принадлежности на столике передвигали. Теперь она убедилась, что за ней действительно ведется слежка. Элизу одновременно охватили и страх, и гнев. Как они смеют входить в ее спальню без разрешения? Она была уверена, что узнала мужчину: это один из стражников Чатура, а значит, шпион действовал по приказу девана. Элиза пододвинула к двери стул. Но разве такая преграда остановит людей Чатура?

На следующее утро, после тревожной бессонной ночи, стражник оставил Элизу в саду одну. Она покачивалась на гигантских качелях, на которых одновременно могли поместиться четыре женщины, и вдруг услышала чей-то голос. Подняв голову, Элиза увидела Инди. Та шагала к ней.

– Это ты им рассказала? – без обиняков спросила Элиза.

Больно было думать, что Инди выдала ее секрет, и в голосе Элизы прозвучало нескрываемое возмущение.

Инди нахмурилась.

Элиза повысила голос:

– Ты сказала, что я вдова?

– Нет, конечно.

– Тогда кто? – не сдавалась Элиза.

Дворец – замкнутый мирок, полный пересудов и сплетен. Все тайное здесь так или иначе становится явным. Элиза прекрасно это понимала.

После долгой паузы Индира ответила:

– Не знаю.

– Теперь всем известно о моем статусе. Я под постоянным наблюдением. Даже не знаю, чего именно они опасаются с моей стороны.

Инди вздохнула:

– Наверное, боятся, что своей нечистотой ты запятнаешь других женщин. Давай я тебе помогу. Я лучше стражников знаю все укромные места во дворце. Будешь ускользать незаметно.

– Чатур требует права вето на мои снимки.

– Я могу тайком вынести их из дворца.

– Неужели ты правда готова мне помогать?

Инди кивнула. Оставалось надеяться на ее искренность.

– А еще я покажу тебе секретный коридор между зенаной и марданой – женской и мужской половинами дворца. Когда надо что-нибудь подслушать, лучше места не найдешь.

– Как мне тебя отблагодарить?

Инди улыбнулась:

– Я над этим думала. Прости, что накинулась на тебя. Ты предлагала научить меня фотографировать. Я хочу знать не только про технические подробности, но и про само искусство фотографии. Надеюсь, теперь не откажешь мне?

Элиза обрадовалась: наконец-то мелькнул проблеск надежды! Слова Инди заставили ее проникнуться оптимизмом. Она взяла девушку за руку.

– С удовольствием тебя научу. Нет, правда. Покажем друг другу свой мир. Давай держаться вместе.

«В самые тяжелые времена бывает достаточно даже одного друга», – подумала Элиза, поднимаясь на ноги. Когда они взбирались по узкой лестнице в ее комнату, Элиза стала расспрашивать Инди о ее детстве.

Художница застыла на месте.

– Я любила бабушку.

– В деревне я с ней встретилась. Джай не говорил?

Индира кивнула:

– Говорил.

– Джай немножко рассказал про тебя. В деревне тебе грозила опасность, и твоя бабушка за тебя боялась.

– Я все время носила на шее бусы. Почти все наши дети их носят. Но однажды бусы пропали. Клянусь, я никак не могла их потерять. А когда ту, кого считали ведьмой, нашли мертвой с топором в спине, бабушка поняла, что мои бусы забрали, пока я спала, а значит, надо мной тоже нависла угроза. Наша деревня – место глухое, крестьяне невежественны. А у меня ни матери, ни отца и ни малейших представлений о том, кто я такая.

Элиза вспомнила плавные, округлые линии хижин цвета охры и стены вокруг деревни.

– Мне это место показалось спокойным.

– Может, оно и спокойное, да вот только я – не покорная овечка. Деревенские считали, что меня надо было похоронить в глиняном горшке.

– Что?

– Так поступали с нежеланными девочками. Многих новорожденных младенцев женского пола клали в глиняные горшки и закапывали в пустыне. Спроси вашего резидента. Британцы раскопали некоторые из них.

Потрясенная Элиза ахнула.

– Младенцев хоронили заживо?