Когда нам семнадцать

Водитель тягача вместе с напарником освободили трос. Тягач, разбрасывая гусеницами ошметья снега, загрохотал к следующему дому.

Толпа на дороге не убывала. Наоборот, казалось, она даже росла. Наверное, не нашлось ни одного человека, который не был бы связан с Хасановкой.

Полвека назад здесь, среди таежного редколесья, рядом с небольшим, на два паровоза, кирпичным депо вцепилась в землю всеми четырьмя углами первая хата. По соседству поднялась вторая, третья… Редела вокруг тайга, рос поселок, рождались дети. Поселок разрастался в ширину, но от города его по-прежнему отделяла тайга.

Потом появились первые каменные дома, еще с узкими окнами и низкими дверями, со своей печкой в каждой квартире, со своим дымом над крышей, с дощатыми сараями в тылу двора. А эти здания, в одном из которых разместилось общежитие и куда теперь с такими хлопотами переселилась старая Хасановка, здания с широкими окнами, в которых рамы не загораживают света, возникли уже при Юльке. Может быть, ей надо было глядеть во все глаза, а получилось так, что только сегодняшнее утро заставило ее увидеть рядом с Хасановкой, через дорогу от нее, новый прозрачный от окон поселок, достойный этого могучего, не затихающего ни на минуту депо с бесчисленными огнями по ночам, с металлическим голосом сортировочной горки.

Дом за домом с годами вырастала Хасановка-Вторая, кирпичная. И если сегодня рушили Хасановку-Первую, то это должно было отозваться смятением и болью в чекмаревском сердце — он строил за железнодорожной насыпью собственный дом. Другим тесна была уже Хасановка, как старый пиджак на плечах. Они расставались с ней, может быть, с грустью, но легко, как Наташа.

У Андрея тоже был здесь дом, он жил в нем со своей матерью. Но по тому, как он смотрел на строителей, Юлька догадалась, что Андрей давно рвался отсюда и рад, что это наконец совершилось. Ей тоже было немножко грустно. Ведь в этой слободе вошел в ее жизнь памятный глухой переулок с побрехивающими во дворе псами, пятнами света на дороге и щербатыми воротами… Помнит ли Андрей об этом переулке?

Юлька посмотрела на Андрея. Она даже не предполагала, что он так много места занимает в ее жизни. Он сдавал экзамены, Юлька воевала с Алевтиной, хоронила тетю Машу и не догадывалась, что ждет, с нетерпением ждет, когда он появится снова в депо. Цыганков, хмурый, измятый, первым пошел навстречу Андрею из конторки, добрея с каждым шагом. В это мгновение Юлька простила мастеру все: все резкие слова, которые он сказал ей, и даже то, что он по-прежнему не признавал за Юлькой права зваться настоящим токарем.

Андрей здоровался с ребятами, шутил. Он похудел за время экзаменов, и Юлька с незнакомой ей болью видела его запавшие щеки и резкие морщинки у рта. Поздоровался он и с ней, бережно встряхнул ее руку и улыбнулся. Ничего, кроме искренней доброты и участия, в его глазах Юлька не нашла. «А что ты хотела?» — сказала она тогда самой себе. Юльке вспомнился пляж и Зинка, обдуманно лежащая на траве. «Неужели ему может нравиться эта вертлявая, крашеная Зинка?» — подумала Юлька и все-таки понимала, что Зинка Огнева красива — чернобровая, с черными глазами, с кошачьей вкрадчивостью в движениях, когда на нее смотрели, и несколько вяловатая, если оставалась одна.

По мнению Юльки, у Зинки Огневой было два недостатка. В минуты волнения или злости голос у нее становился неприятно резким, слова выходили вульгарными, какими-то пронзительными, и тогда от Зинкиной красоты ничего не оставалось. Юлька считала также, что Зинка не умеет одеваться. Но в этом она не была уверена до конца. Может, это не у Зинки слишком короткие юбки, не у Зинки слишком высоко зачесаны волосы и не у Зинкиных туфель чересчур высокие и тонкие каблуки, а сама Юлька привыкла к дешевеньким чулкам, к платьям с глухим воротом, к полудетским туфлям на венском каблучке…

Андрей получил наряд и запустил станок. А Юлька думала, думала, думала. Перед ее глазами стояла Зинка, то такая, как в цехе, когда Юлька училась затачивать резцы, то в день перед концертом, когда Юлька столкнулась с нею на кухне у гладильной доски.

Едва прозвучал гудок, Юлька лихорадочно собрала инструменты и детали, затиснула их кое-как в шкафчик и, не заходя в душевую, умчалась в общежитие. Сегодня, сию же минуту, она должна была увидеть Зинку, узнать, какая же она на самом деле. Юлька птицей взлетела на второй этаж.

Зинка всегда возвращалась с работы раньше всех. Ей не нужно было прибирать станок, выстаивать очередь в душевую. Десять минут Юлька маячила в коридоре перед ее дверью, когда наконец в тихом еще общежитии четко простучали каблучки. Зинка поднималась по лестнице, а у Юльки оглушительно билось сердце. Зинка равнодушно окинула ее взглядом, отперла дверь и скрылась.

Минут через пять она появилась в голубом нарядном платье с желтыми металлическими пуговицами и небольшими разрезами на подоле.

— Ты чего это тут околачиваешься? — спросила она.

Юлька, чувствуя, что бледнеет, выдержала ее взгляд.

— Да так, на тебя посмотреть пришла.