Когда нам семнадцать

Улица заканчивалась тупиком. В конце ее стоял новый дом, настолько высокий, что верхние этажи его терялись в снежной мгле.

Юлька остановилась. «Вот здесь живет Андрей». Постояла с минуту и вошла в подъезд. «Скажу ему все. И уйду». Внезапно ее обожгло: «А вдруг он в общежитии у-нее?» Но она уже стояла перед дверью.

Ей сразу же открыли, будто ждали.

Седая женщина, держась одной рукой за косяк, отступила, пропуская Юльку. Не отряхивая снега ни с валенок, ни с пальто, Юлька шагнула в полутемный коридор. Дверь в дальнюю комнату была открыта, из нее падал свет. Юлька пошла на светившийся квадрат.

Чертежный столик, настольная лампа на нем. Еще стол, заваленный книгами, этажерка, стеллаж. Диван. Его край освещен настольной лампой, все остальное погружено в теплый, коричневый полумрак. На этом диване спал опрокинутый навзничь усталостью человек, к которому она так долго шла.

Он проснулся, сел, согнув под одеялом ноги. Юлька не видела его лица, оно было за кругом света…

Он повернулся к ней, а ей нечего было сказать ему, у нее просто не было слов. Ей не было дела до того, что ее приход сюда сейчас нелеп и непонятен ему, и его матери, и всякому, кто увидел бы ее, Юльку, в эту минуту. Ей на глаза попалась оранжевая Зинкина кофта, висевшая на гвоздике справа от двери. Она видела все до малейшей подробности: оттопыренный кармашек, и засученный рукав, и даже шляпку гвоздя в стене.

Юлька пошла обратно.

Ей показалось, что Андрей крикнул вслед, но она не оглянулась.

На улице метель подхватила ее и потащила в темноту. Она не сопротивлялась ветру. Ей было легко идти, она не чувствовала тяжести своего тела.

Только возле насыпи Юлька поняла, что ей надо надеть платок.

Выйдя к путям, она подумала, что в такой вьюге не услышишь шума поезда, и пошла не между рельсами, как обычно, а рядом с насыпью, по бровке.

Ветер дул ей в спину, гнал все дальше и дальше от огней и жилья.

Вдруг сзади, из темноты, вырвался и загрохотал рядом тяжелый вагон, за ним катились длинные платформы. «С сортировочной горки», — успела подумать Юлька, останавливаясь, чтобы пропустить вагоны мимо…

Глава пятнадцатая

1

Юлька шла и шла. Кругом все было погружено в непроницаемый зыбкий мрак. И только впереди скупо брезжил рассвет.

Качалась под ней земля, кружилась голова. Ей казалось, что она взбирается вверх по такому крутому подъему, что если остановиться на мгновение, то увлечет вниз. Там холодная вода, которая тотчас сомкнется над ней.

«Я выберусь, — думала Юлька, — выберусь». Свет впереди дрогнул, медленно стал приближаться к ней. Вместе с ним приближался гул, словно в отдалении проходил поезд, слышался шорох веток, звон падающей воды.

Она сделала неосторожное движение и снова провалилась в темноту. Но ненадолго.

Юлька собралась с силами, снова потянулась к этому свету, открыла глаза и увидела прямо перед собой стену — белую, ровную стену с лампочкой посредине. «Это потолок!» — угадала она. Вместо гула поезда она услышала голос: кто-то говорил с ней. Лампочку вдруг заслонило человеческое лицо. Юлька еще не различала всех его черт, но это было вполне реальное лицо. И чьи-то громадные серые глаза, наполненные слезами.

Соленая капля упала Юльке на уголок рта. Губы человека, склонившегося над ней, дрогнули, и знакомый Наташин голос сказал:

— Ну вот… будешь жить, Юлька!

И другой, мужской голос в отдалении:

— Теперь пусть спит. Не мешайте ей, пусть она спит.

Юлька уснула. Уснула, а не провалилась опять в темноту.

Она думала, что спала недолго — может быть, полчаса, час. На самом деле с того момента, как миновал кризис, прошло трое суток. Но об этом она узнала потом, а пока, прикрыв веки, вслушивалась в полновесные, отчетливые звуки, наполнявшие комнату, весь дом. Вот кто-то прошел по коридору, звякнули кольца штор — кто-то открыл окно. На карнизе застучал клювом о жесть воробей. Урчала за окном машина. Наверху уронили на пол что-то тяжелое, ложка в стакане на тумбочке отрывисто звякнула.

Юлька думала, что она откроет глаза и увидит Наташу. Но вместо Наташи к ней подошла медсестра со шприцем в руках. Даже боль от укола была радостной. И звуки, и вечерний свет из окна, и боль, и запах йода — все означало жизнь.

— К вам пришли, — сказала медсестра. — Но вы не должны разговаривать. Доктор сказал, что вам еще нельзя разговаривать…

Юлька, соглашаясь, прикрыла глаза. А когда она снова открыла их, возле кровати стояла Наташа, предупреждающе приложив палец к губам. Юлька улыбнулась.

— Потерпи еще денек, — сказала Наташа. — Завтра все узнаешь. Я расскажу тебе.

На стене погасли последние блики солнца. Включили свет, неяркий, ровный — горела одна настольная лампа. Юлька, не отводя взгляда, всматривалась в милое до боли Наташино лицо.

Когда Наташа ушла и Юлька осталась одна, она попыталась вспомнить, что же произошло с ней? Был цех, Чекмарев. Была лестница на третий этаж. Метель. Выдвинувшийся из тьмы вагон…

Но что дальше?