Когда наступает ночь

Тихо напевая и пританцовывая, я разгружал посудомоечную машину на кухне. Я уже пропылесосил, помыл полы и навел порядок в своей крошечной однокомнатной квартире над офисом. Не такой уж это был и подвиг, ведь от маленькой кухни-ниши до обеденного стола, от дивана и телевизора до полок, заставленных книгами по океанологии и альбомами с фотографиями залива Пассамакуоди, было всего несколько шагов, но я все равно гордился собой.

После выходных в загородном доме родителей я заметно оживился. Работа спорилась, я чаще улыбался и постоянно ловил себя на мысли, что напеваю. И это однозначно не было связано с тем, что у меня едва не случился секс.

Разговор с Рейчел открыл мне глаза. Между нами не было ничего романтического, но разговор о Лив с человеком со стороны пошел мне на пользу. Рейчел едва знакома с нами, почти ничего не знала о нашем прошлом и могла оценить лишь то, что происходило прямо сейчас. Это заставило меня по-новому взглянуть на ситуацию. И придало мне мужества поразмышлять, что же для меня значила новая «дружба» с Лив.

По мнению Рейчел, Лив было неприятно видеть меня с ней. Лив поехала в клуб, хотя не была любителем подобных заведений. И на следующее утро заварила мой любимый чай. Это все были признаки того, что я не совсем ей безразличен. А я точно знал, что она мне небезразлична, пусть это и могло мне навредить.

Я задумчиво разглядывал миску, которую собирался убрать в шкаф. Я вспомнил смех Лив, как однажды в теплую летнюю ночь она кормила меня попкорном из этой миски. Мы лежали на палубе «Джульетты», вокруг нас темнота, над нами – звезды. Я практически услышал аромат теплого попкорна в миске между нами, тихий скрип корабельных канатов, плеск волны, смех Лив.

И тут меня испугал громкий хлопок. Я вздрогнул и чуть не выронил миску. В панике я бросился к лестнице, ведущей на цокольный этаж. Кто-то распахнул дверь офиса, отчего она громко стукнула о стену.

В спешке я засунул миску в шкаф.

– Кто там? – крикнул я вниз. Было уже слишком поздно, мой рабочий день закончился.

– Быстро спускайся, Уильям! – это был отец.

Значит, он наконец-то прочел письмо со сметой на ремонт «Джульетты». С неприятным ощущением в желудке я побрел вниз.

Папа стоял перед моим письменным столом, уперев в него кулаки, как разъяренная горилла.

– Мы продаем «Джульетту»! – он буквально бросил эти слова мне в лицо. Ни приветствия, ни объяснения. Словно у меня внезапно ушла почва из-под ног. Словно он столкнул меня со скалы, и я вот-вот окажусь в свободном падении.

– Что?! – на тон выше обычного воскликнул я.

– Посудина уже разваливается, и мы не потянем ремонт. Не говоря уже о расходах на содержание, аренду причала… – я перестал слушать, а отец продолжал перечислять причины, загибая толстые пальцы.

– Папа, я живу на «Джульетте»! – перебил я. – И я же написал, что большую часть расходов возьму на себя!

Он оборвал свою тираду.

– Бред! Ты живешь здесь, – он кивком подбородка указал на второй этаж. – Да и вообще, этим летом ты мало времени проводил на катере. А в будущем у тебя не будет двух месяцев на такое. Ты теперь взрослый, Уилл. Настало время вести себя соответственно.

Я уставился на него в недоумении, не в силах связать мысли. Не в состоянии хоть что-то возразить, отговорить его от этой идеи. За последние дни я собрал множество аргументов, но голова внезапно опустела.

– Все во имя бизнеса, – спокойно продолжал папа. – Благодаря продаже «Джульетты» мы сможем приобрести кое-что новое для фирмы. Хотя я сомневаюсь, что мы сможем много выручить за лодку.

Я схватил ртом воздух, словно он меня ударил.

– А как же воспоминания? У катера ведь есть нематериальная ценность. Это бесценная фамильная реликвия!

– И как нематериальная ценность оплатит наши счета? Как сентиментальный порыв доставит еду нам на стол? – его голос становился все громче, вибрировал как колокол.

– Нас не назовешь бедными, папа. Бизнес идет хорошо.

– Я не собираюсь платить деньги за ремонт металлолома, которым пользуешься только ты. «Джульетта» не приносит фирме никакой пользы!

– Но, папа…

– Я все сказал, – он сжал губы в нитку и скрестил руки на груди. На его шее выступила пульсирующая вена. Когда он принимал такую позу, шутить с ним не стоило.

Но своими неуважительными словами он окончательно подтолкнул меня к краю обрыва. Во мне словно щелкнул переключатель и поднялась ярость, кипящая и неудержимая. Я и так уже падал, мне нечего было терять.

– Ты не можешь так поступить! – я хлопнул ладонями по столу. – Что бы сказал дедушка? А дядя Маттео? А мама? Она уже знает? «Джульетта» – гордость всей семьи! Она переходила из поколения в поколение. Я вырос на ней, черт возьми! – Часто моргая, я опустил взгляд. Глаза горели. – Если у тебя есть хоть капля совести, ты не продашь ее. Ты не имеешь права!

Мне не стоило так говорить. Папа терпеть не мог, когда ему указывали, что делать. Его глаза загорелись злым огнем, от шеи по щекам пошли красные пятна.

– Не смей так со мной разговаривать, Уильям-младший! – заревел он. – Последнее слово за мной! Что ты вообще знаешь о бизнесе?!