– Ох, Уилл, – я придвинулась к нему поближе. Мне очень хотелось накрыть ладонью его ладонь. Она лежала в нескольких миллиметрах от моей ноги. Мне хотелось прижать Уилла к себе, утешить. Ведь он – гораздо больше, чем видел в нем отец. Гораздо больше, чем его отец когда-либо будет. Так было всегда. Нужна особая внутренняя сила, совсем другой вид мужества, чтобы всегда, во что бы то ни стало помогать другим, неважно, как сильно они тебя обидели. Неважно, как человек страдал.
Но что же мне ему сказать?
– И… что же ты ему ответил? – спросила я осторожно.
Уилл вновь уставился неподвижным взглядом на море, солнечный свет на волнах сверкал в его карих глазах.
Он немного помолчал, а потом вновь взглянул мне в глаза. Он уже был не таким мягким, как раньше, а наоборот – жестким и острым. В нем засветилось что-то совсем иное. Упрямство и решительность.
– Я ответил, что пусть тогда ищет еще кого-то, готового рвать ради него задницу.
Произнеся слово «задница», он опустил взгляд – как обычно, когда он ругался. Из-за этой маленькой знакомой привычки у меня сжалось сердце. А потом оно взволнованно начало стучать в грудной клетке.
– Что ты сказал?! – я удивленно вытаращила глаза. Мне показалось, или уголки его губ дрогнули? – Уилл Фишер-младший, неужели ты хочешь сказать, что
– Похоже на то, – он засмеялся. Такое ощущение, что он был удивлен не меньше моего. Но от этого он лишь сильнее засмеялся.
Я присоединилась к нему. Это был освобождающий смех. Мы смеялись, пока по щекам не потекли слезы, а мы, хватаясь за животы, не начали хватать ртом воздух.
– Я даже постучал ладонью по столу, – задыхаясь, произнес Уилл. – А потом я просто… выбежал из офиса.
– Господи, – прохрипела я, – хотела бы я на это посмотреть! Я очень тобой горжусь!
Едва слова сорвались с губ, я пожалела, что их произнесла. Уилл оцепенел и быстро отвел глаза. За секунду наше веселье превратилось в нечто иное. Нечто опасное. Воздух был заряжен эмоциями, над нашими головами словно собрались грозовые тучи, готовые извергнуть свое содержимое.
– Я… ой… Я… Прости, – пробормотала я. – Не знаю, имею ли я право тобой гордиться.
Я неуверенно взглянула на него боковым зрением. Он вытер последнюю слезу смеха. А затем повернулся ко мне с наигранно нейтральным выражением лица.
– Все в порядке. Можешь спокойно… гордиться, – ему стоило заметных усилий произнести следующие слова: – Я тоже своего рода… горжусь собой.
23. Уилл
– Я тоже своего рода… горжусь собой, – эти слова сорвались с языка, прежде чем я успел его прикусить. Я никогда не произносил вслух ничего подобного. Никогда не чувствовал. Это просто нашло на меня… Момент был таким… знакомым. Общий смех. Расслабленность. Гармония между нами. На секунду я почувствовал, будто вернулся домой. Теплый. Защищенный. Любимый.
Я потряс головой, чтобы выкинуть из нее эти абсурдные мысли.
– Я… э-э-э, – я смущенно засмеялся и почесал щетинистую щеку. Лив проследила взглядом за моим пальцем и остановилась на бороде. Она задумчиво прикусила нижнюю губу. Мое тело отреагировало на это однозначно.
Я лихорадочно раздумывал, как же мне обойти эту неразбериху из чувств. Лив уже открыла рот, чтобы возразить. Она выглядела взволнованно, нервно переплела пальцы. Конечно, она знала, каких трудов мне стоит сказать нечто подобное о себе. Но мне сейчас не хотелось углубляться в тему.
– А как дела у бабушки? – выпалил я, прежде чем она успела что-то сказать. Безобидная тема для разговора. – Мне очень жаль, что я вчера так поздно ее потревожил.
Лив озадаченно заморгала, но взяла себя в руки.
– Да ничего страшного. Мы все равно еще обе не спали.
Когда я подумал о вчерашнем вечере, о Лив в полупрозрачном топе без белья и моих спортивных штанах, у меня в животе разлилось теплое чувство. Оно становилось горячее, опускалось вниз, и мне очень захотелось встать и прыгнуть в море, чтобы охладиться.
– Бабуле уже гораздо лучше, – продолжила Лив. – Только ходит на костылях. А гипс скоро снимут.
– Здорово. Получается… ты скоро снова уедешь? Или хочешь остаться?
Черт, и зачем я вообще спросил? Я не хотел, чтобы она узнала, как мне важен ее ответ. Как много для меня значило то, что она вернулась. А что, если Лив действительно скоро уедет? Что, если я ее больше никогда не увижу? Эта мысль резко меня остудила, оставив лишь ощущение слабости.
– Я… – она задумчиво прикусила нижнюю губу. – Хм, не то чтобы я уже нашла работу или что-то такое. Честно говоря, не знаю, как жить дальше.
– Понимаю, – я нахмурился. – Ты изучала международное право в университете, верно?
– Да, сначала два семестра в Женеве, а потом в Университете Мальмё в Швеции. Швейцария оказалась не по карману, – она тихо усмехнулась шутке, которую я не понял. – А еще я работала в некоммерческих организациях, занималась пиаром. Возможно, с этим и свяжу будущее.