— Разве плохо я несу солдатскую службу, Кузьмич?
— Да нет, — успокоил ее Вежев. Докурив самокрутку, он носком валенка закидал окурок снегом.
Прошло немало времени с того дня, когда отряд городских коммунистов и комсомольцев по приказу ревкома вышел навстречу приближающейся банде белогвардейцев. Во главе встали уездвоенком Юркин и предревкома Маегов. Оба они, бывшие учителя, были на германской, затем, когда вспыхнула гражданская война, первый командовал Кай-Чердынским полком, а второй Ижмо-Печорским.
Вначале партизаны были вооружены чем попало. И все же отряд дрался с хорошо вооруженным врагом, не давая ему быстро продвигаться вперед. Не имея возможности разбить и уничтожить неприятеля, партизаны с боями отходили от Часово через Усть-Сысольск, Лозым, Иб, Визингу до Чукаиба. В этих сражениях отряд изо дня в день обрастал новыми бойцами, крепнул. Лесными тропами пробрались и присоединились к партизанам коммунисты и рабочие Нювчимского завода. Поодиночке и группами стекались бойцы из окрестных сел и деревень, сысольчане и вычегжане — коммунисты, комбедовцы, сельские активисты. Каждый нес с собой или охотничье ружье, или берданку с гранатой, а главное — ненависть к врагу, жгучее желание насмерть сражаться и победить. В Чукаибе партизанский отряд насчитывал до ста человек. Это была уже сила. К тому же пришла радостная весть: на подмогу северным партизанам из России командованием 6-й армии спешно двинуты красноармейские части.
Обсудив создавшуюся обстановку, штаб партизанского отряда решил срочно закрепиться в Чукаибе и драться до последнего патрона. Нужно было остановить банду предателя Прокушева, удержаться до прихода красноармейских отрядов, не дать белым прорваться к железной дороге.
И партизаны поклялись: «Умрем здесь, но ни шагу назад!»
Коми деревушка Чукаиб, где партизаны решили дать бой, расположена на высокой горе. Умело организовав оборону, можно было надеяться наличными силами удержать этот населенный пункт. И партизаны, не теряя времени, стали готовиться к решающему сражению. Днем и ночью они рыли окопы, устраивали ходы сообщения, пункты боепитания, возили в бочках воду и поливали склон горы, чтобы образовалась ледяная корка, — по ней не так-то легко будет наступающим подниматься и атаковать засевших в окопах партизан. Учтены были особенности местности. На дорогах, ведущих к населенному пункту, устраивались лесные завалы и заграждения. В наиболее опасных направлениях выставили сторожевые охранения. С одним из таких охранений отправилась в лес и Домна.
Кузьмич по-отечески беспокоился за девушку, которая, связав свою судьбу с партизанским отрядом, мужественно переносила трудности и невзгоды боевой жизни. Уловив в глазах Домны тревогу, он старался успокоить ее.
— Спросил я не потому, чтобы обидеть тебя. Ничего плохого о тебе сказать не могу. Боец ты смышленый, исполнительный. В бою не прячешься, не оглядываешься назад. И разведчик что надо, весь отряд про это знает. Слышал, снова ходила в разведку в сторону Визинги?
— Ходила! — подтвердила Домна.
— Ну и как на этот раз?
— Надо «гостей» ждать. Готовятся наступать. — Домне не хотелось распространяться на эту тему. Кузьмич это понял и лишь сказал, усмехнувшись:
— Ждем не дождемся, когда покажутся… Да не об этом я. Приглядываюсь к тебе и, признаться, удивляюсь: смела. А не думаешь, чем все может кончиться?.. Вот и теперь, разве не могла остаться в деревне? Зачем нужно было напрашиваться в сторожевое охране?
— А вам в случае чего разве не пригодится лишний боец?
— Сидела бы в санчасти, порядок наводила.
— Там и без меня управятся…
Вечерело. Легли на снег синие тени. На западе разгорался закат.
Домна спросила у Вежева:
— Случайно о Проне Юркине не слыхал чего-либо, Кузьмич?
— Нет.
— Диво, уехал под Котлас воевать и словно камнем в воду канул.
— Иди-ка отдыхать. Да скажи Исакову — он должен сменить меня. Ночью придется и тебе, Ваня, постоять в карауле. Маловато нас.
— Значит, пригодилась! А говорил — зачем пришла, — поправляя ружейный ремень на плече, улыбнулась Домна и направилась к лагерю.
Свободные от караула бойцы сторожевого охранения отдыхали недалеко от завала. Устроили на скорую руку шалашик, защищавший от ветра, накидали веток, чтобы было мягче и теплее.
В шалаше головами внутрь спали трое бойцов. Рядом лежали ружья, котомки. Около шалаша у ручного пулемета в одиночестве возился Ардальон Исаков.
— A-а! Ваня! Кто тебя сменил? — спросил он.
— Сам Кузьмич. Велел тебе готовиться.
— Готовлюсь, — похлопав по пулемету, улыбнулся Исаков. — Раньше у меня был винчестер, а недавно этого старика вручили.
На сером платке перед Исаковым лежали разобранные части затвора. Отменно вычищенные, они блестели, как новенькие, хотя, судя по избитому прикладу, пулемет видал виды.
Исаков сидел в расстегнутом овчинном полушубке. Из-под белой заячьей шапки озорно выбивались завитки золотистых волос. Но его молодцеватый вид портили неуклюжие растоптанные валенки.
— Раньше я с завязанными глазами разбирал и собирал пулемет. Ротный всегда меня хвалил, — прихвастнул Исаков.