Когда наступает время

- Интересно. Они либо слишком смелы, либо слишком глупы. Ну давайте, пойдем, взглянем так ли это.

Навстречу завоевателю выступил старик в белых одеждах.

- Я ждал тебя, - перевел его слова толмач.

- Моя слава опережает меня, - улыбнулся Александр.

- Твое появление было предсказано давно, еще до того, как мать понесла тебя в своем чреве.

- Кем же?

- Учителем нашим Зарарустрой.

- И что же говорил обо мне ваш учитель?

Жрец спокойно смотрел на восседающего верхом чужеземца. Ни одна жилка не дрогнула на его испещренном морщинами лице.

- Тебе не понравится, если я скажу.

- Говори, - жестко сказал Александр.

- Наш учитель сказал, что придет день, и явится сын Аримана на черном коне, чтобы уничтожить мой народ. Он будет варваром, жестоким и дерзким, не признающим законов…

- Ты не боишься смерти, старик?! – вскричал царь. – Я прикажу умертвить тебя сейчас же!

- Я умру счастливым со словами Авесты на устах, но знай: и твой путь не долог. Смерть вскоре подступит к тебе, но и после тело твое не найдет покоя.

Птолемей помолчал.

- Умертвив жреца и разорив святилище, Александр еще долго не мог успокоиться, и приказал уничтожить свитки, а часть, что содержали знания по медицине и астрологии, отправить в Македонию. Я убеждал его сохранить все, но Александр, движимый гневом, отказывался даже слушать. Он даже крикнул мне, что я могу сложить оружие и оставаться рыдать над разоренным кострищем священного огня, что он разметал в порыве негодования, а я, припомнив ему Персеполь, чуть не назвал его диким варваром, но, к счастью, сдержался в последнее мгновение. А далее, я исполнил все с прилежанием, но Александр так и не узнал, что весь путь эти свитки кочевали со мной.

- В библиотеке я видел много древних подлинников.

- Они крайне ценны, ибо знания в них не искажены. Любой корабль или караван, заходящий в здешние земли, подвергался книжному обыску. Книги изымались, переписывались и после назад возвращались только копии. Мне даже пришлось запретить вывоз папируса из Египта, когда я узнал, что в Пергаме создается библиотека. Папирус там не растет, а, значит, нет папируса, нет и книг. Однажды, я даже ввергся в великую ложь, чтобы обмануть Афины.

- Афины? – удивился Хранитель.

- Они самые. Я знал, что в библиотеке при театре Диониса хранятся рукописи трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Пришлось заплатить огромный залог, чтобы получить их на время для сверки с копиями. Я пожертвовал залогом, чтобы владеть подлинниками, вернув Греции лишь их перепись. Теперь библиотека при Мусее самая богатая в мире. Мусей стал вместилищем лучших умов человечества. Это целое государство в государстве со своими лабораториями, обсерваториями, залами для занятий с учениками и даже общей трапезной. Жаль, что Аристотель так никогда и не увидел воплощение своей мечты.

Птолемей замолчал, стараясь продышаться. Говоря о своем детище, он просиял, забыв и о годах и о больном колене. Старик даже не заметил, как легко поднялся по ступеням, словно на его плечах и не лежали тяжестью восемьдесят лет жизни.

Собеседники прошли через просторный зал, вместивший несметное количество даров. Колоннада встретила их блеском закатного солнца. Обласканные статуи богов нежились в опадающей прохладе. Белый мрамор колонн светился изнутри загадочными отблесками. Птолемей оперся о парапет, подставляя лицо увядающему солнцу. Город лежал перед ним как на ладони. Стройные ряды белокаменных построек, строгие пересечения улиц тонули в лазурной листве. Хранитель стоял позади фараона, тоже глядя на таящий солнечный диск.

- Великий город, заложенный великим человеком, - произнес Птолемей. – Александр бы гордился им. Я даже не заметил, как его мечта стала моей, а я заразил ею своих детей.

- Твой сын достоин тебя и этого города.

- Правление утомило меня, и он даже не заметил, как я отдал ему власть. Птолемей Филадельф – хороший правитель, и я могу умереть спокойно, оставив Египет в его руках.

- Ты всю жизнь воевал и трудился, неужели, не насладишься в покое тем, что создал?

- Я – воин по жизни. Покой не для меня.

Собеседники перешли на западную сторону колоннады. Солнечные лучи маслом разлились по тяжелеющей поверхности моря. Фарос, связанный дамбой с материком, дородно виднелся вдалеке. Тучи судов, словно детеныши в поисках молока прильнули носами к причалам.

Хранитель видел, как серебрятся старческие слезы в глазах фараона, когда он смотрел на портовые сооружения. Верфи, арсеналы и причалы Большой гавани лежали перед собеседниками, как на ладони.

- Гордость моя Гептастадий, - наслаждаясь, произнес старец. (5) – Я – царь морей. Мой флот диктует волю всем, а гавани – мое логово. Не зря мы сидели под Тиром семь месяцев, возводя там дамбу. Боковые течения столько раз разбивали ее, и все приходилось начинать сначала, а эта простоит века.

- У тебя великолепные инженеры, - согласился Хранитель.