Когда наступает время

- Александр потому и велик, что успел все, что должен был в столь краткое время. Никто уже, как бы долго не жил, не превысит его успеха и славы. Он вместил в себя все, что лишь крупицами даровано другим. «И в самом деле, если справедливо судить о нем, добрые качества царя следует приписать его природе, пороки – судьбе иди возрасту. Невероятная сила духа, чрезмерная выносливость в труде, выдающаяся не только среди царей, но и среди тех, для кого она являлась единственной доблестью. Его щедрость, дававшая людям даже больше того, чего просят у богов, милость к побежденным, щедрое возвращение многих царств тем, у кого он их отнимал войной, и раздача их в качестве подарка. Постоянное пренебрежение смертью, боязнь которой лишает других мужества; жажда похвал и славы, хоть и более сильная, чем следует, но вполне объяснимая при его молодости и столь великих подвигах, его почтительность к родителям: мать Олимпиаду он решил обессмертить, за отца Филиппа он отомстил; его благосклонность почти ко всем друзьям, благожелательность к солдатам, забота о них, равная величию его души; находчивость, едва совместимая с его молодым возрастом. Мерой в неумеренных страстях было удовлетворение желаний в естественных границах и наслаждение – в пределах дозволенного. Это все, конечно, большие достоинства. А вот дары судьбы: он приравнял себя к богам и требовал божеских почестей; верил оракулам, внушившим ему это, и распалялся несправедливым гневом на отказавшихся почитать его, как бога. Он переменил на иноземные свое платье и обычаи, стал перенимать нравы побежденных народов, которые до своей победы презирал. Его вспыльчивость и пристрастие к вину, проявившиеся в нем с юных лет, могли бы смягчиться к старости. Все же надо признать, что если он многим был обязан своей доблести, то еще больше того – своей судьбе, которой владел, как никто среди людей. Сколько раз она спасала его от смерти? Сколько раз безрассудно подвергавшегося опасности она охраняла в неизменном счастье? Предел жизни она положила ему вместе с пределом славы. Судьба его выждала, пока он, покорив Восток и дойдя до океана, выполнил все, что доступно было человеку. Итак, имя его и слава его дел распространили его царей и царства почти по всему миру, и прославленными оказались даже те, которые хотя бы в незначительно мере были причастны к его судьбе». (6)

Птолемей повернулся к Хранителю. Влажные искры вспыхнули в глубине морщин, но фараон не постеснялся их, ибо это были слезы гордости.

- Устал я, сынок, - произнес он мягко. – Завтра великий праздник. Торжества чествования Александра. Разболтался я. Пойду. Не провожай меня. Позволь вспомнить, что некогда и я был молод и силен.

Он направился к дверям, остановился, словно старался вспомнить что-то.

- Ладно, пойду, - словно убеждая себя самого, произнес старик.

- Птолемей! – окрикнул Хранитель. – Но ведь ты не за этим приходил.

Сын Лага обернулся.

- Не за этим, - ответил он, понимая, что от проницательного взгляда собеседника не ускользнуло ничего. – Теперь уже после.

Хранитель остался на колоннаде. Он видел, как Птолемей покинул усыпальницу, как его окружила многочисленная свита. Хранитель с теплотой смотрел, как старый друг садился в паланкин, зная, что он должен обернуться и взглянуть вверх. И Птолемей обернулся.

Хранитель был на ногах еще далеко засветло. Сегодня великий день! День рождения Александра! Предстояли грандиозные торжества, и на площади перед усыпальницей с каждым мгновением нарастала суета. Полки рабов с остервенением мыли брусчатые  мостовые, развешивали гирлянды цветов, устанавливали огромные кратеры, наполненные лепестками и зерном, под охраной подвозились сундуки, набитые монетами.