Когда не горят костры

Лидия отложила книгу на один из столов, опустилась на колени рядом с мёртвой девушкой и поддела застёжки шлема. Стоило только костюму утратить герметичность, как из него тут же хлынула вода, лизнула колени, растеклась огромной лужей. Она была настолько ледяная, что даже сквозь толстый костюм холод вгрызся в кости. Эррера чертыхнулся и отскочил прочь, а Лидия осталась сидеть рядом, гладить мокрые спутанные волосы девушки, непонятно о чём сожалея.

– Это не она к нам вернулась, – наконец, тихо произнесла Лидия, с трудом поднимаясь. – Пока мы разглядывали тела у запертой двери, она захлебывалась водой.

– И кто же к нам пришёл, а, дорогая? – голос Майкла сочился ядом и дрожал. Лидия удивлённо на него оглянулась – она никогда не видела его таким: злым, испуганным, ненавидящим. Словно что-то сломалось в нём, явив оборотную сторону, тёмную и грязную. – Призрак? Или общий глюк? И это он толкал тебя в пропасть? А может, и пропасти не было, и пещеры не было, и этого чёртова полиса не было?!

Он едва не срывался на крик, даже не пытаясь сдержать кипящее варево из паники и ярости, и Лидия не узнавала его, словно чужой, совершенно чужой человек стоял перед ней.

«Он всегда был чужим», – напомнила она себе, но легче не стало.

– Вы, два психа! Это из-за вас Ингрид погибла! Из-за ваших приказов, присяг и бредней! И мы тоже из-за них умрём! Теперь довольны?!

Его голос сорвался на визг, и Майкл замолчал, тяжело переводя дыхание и морщась. Он переводил взгляд с Эрреры на Лидию и обратно, и отблески безумия отражались в зрачках холодным огнём.

– Держи себя в руках, Альтман, – оборвал его Эррера. – Иначе я вспомню, что выполнение приказа приоритетней сохранения личного состава!

Майкл отпрянул, как от пощёчины, обернулся к Лидии, спросил хрипло, почти шёпотом:

– Ну а ты чего молчишь? Будешь угрожать или оправдываться?

Лидия стояла неестественно прямо, одеревенев, и душу драло так же больно, как горло. Наконец она с трудом разлепила губы:

– Мне нечего тебе сказать.

– Я и не сомневался. Запомни, моя дорогая, – это ведь твой долг, запоминать и хранить, не так ли? – запомни, что Ингрид погибла лишь ради того, чтобы ты могла покопаться в чужом прахе! Ну и чтобы наш господин офицер исполнил-таки приказ, о котором мы ничего не знаем! Ах да, ты же помнишь только то, что было до Погружения! Все остальные события, все остальные жизни не стоят твоего внимания!

Он говорил тихо, отрывисто, чётко, и это пугало больше крика. Лидия не могла подобрать название тому, что звенело в его голосе, сверкало во взгляде. Ей было неуютно и стыдно.

Майкл замолчал и перевёл дыхание, прикрыв глаза. Устало побрёл прочь из центра управления, словно ему тошно и невыносимо было находиться с ними в одном помещении. У самых дверей замер, бросил через плечо:

– Я любил тебя, Лидия. Любил, даже когда понял, что ты любишь одну историю, – верил, что даже в истории ты любишь людей. Но я ошибался. Ты никого не любишь. Даже того, кто был после меня, не любила.

Дверь за ним закрылась с въедливым шорохом, оставив Лидию и Эрреру в неприятной, неуютной тишине. Лидия опустила плечи, словно с уходом Майкла из неё стержень выдернули.

– Не принимайте близко к сердцу, – мрачно посоветовал Эррера, старательно глядя в сторону. – Альтман не понимает, что творится, вот и злится. И срывается на вас, потому что угрожать мне кишка у него тонка.

Безопасник повертел в руках пистолет и с отвращением отложил его в сторону.

– Если уж на кого и злиться, то на командора. Если б всё дело было только в законе об истории, он первый бы им подтёрся.

Эррера наконец взглянул в лицо Лидии, и она удивилась, насколько же он молод, едва ли сильно старше Ингрид.

– Так что не вздумайте винить себя в её смерти или в наших злоключениях, что бы там Альтман ни говорил. Потому что ни один человек не может сотворить или предсказать такое.

– Самое страшное, что в глубине души я с ним согласна. В одном он прав – я действительно никого не люблю, кроме прошлого, его отзвука, его теней. Вот и кажется: раз он прав в одном, то и в остальном он тоже может быть прав.

– Вам лучше поспать, – резко оборвал её Эррера, снова став таким, как прежде. – До возвращения катера ещё двенадцать часов, и я сомневаюсь, что кто-то из нас захочет и дальше обыскивать полис. Я верну мистера Альтмана – не стоит нам разделяться.

Уже у дверей его настиг тихий вздох Лидии.

– Спасибо.

Он замер от удивления, обернулся:

– Спасибо? За что?

– А разве не за что? – Лидия отвела глаза в сторону. – Вы спасли мне жизнь.

Эррера замялся. Лидия видела – он борется с собой, мучительно решает – сказать то, что рвётся с языка или нет. Она даже догадывалась, что он может ответить: сухое «Это моя работа», разбавленное холодом и сожалением, – вот и всё, что она услышала бы от него ещё сутки назад. Но он промолчал, только кивнул отрывисто и вышел.

Милосердие иногда мучительнее любого приговора.