Когда не горят костры

Спать не хотелось, да и что может присниться в этом проклятом полисе? Лидия неподвижно лежала на спине, прижав к полу распахнутые ладони. Из-за шлема затекла шея, но Лидия не пыталась улечься удобнее. Сон не шёл. В голову лезли мысли, одна другой тошнотворнее, и от каждой хотелось повеситься. В ушах всё ещё звучал голос Майкла, его тихие злые слова кислотой растравляли душу, потому что были правдой. Эррера мог считать что угодно, но Лидия знала себя, знала: там, в пещере, она действительно была готова обменять жизнь на знания.

Даже если эта жизнь принадлежит не ей.

Особенно – если эта жизнь принадлежит не ей.

Откуда знать, может, именно её любопытство, её жажда отыскать новые крохи памяти о далёком потерянном мире пробудили безымянную стоглазую тварь под полисом? Может, именно потому погибла Ингрид, что Лидия хотела докопаться до секретов города, и ей дали эту возможность – взамен на чужую жизнь?

По щеке щекотно скатилась слезинка, прохладной каплей застыла у уха. Лидия поморщилась, свернулась клубочком, уговаривая себя поспать. Незачем бояться снов, когда реальность – сама воплощённый кошмар. Разве может быть что-то хуже?

Может.

Ту безымянную субмарину она не видела. Тогда она ещё не была офицером по культуре и не могла настаивать на участии в экспедиции, ей оставалось только сидеть в каюте и обкусывать ногти, изнывая от нетерпения и любопытства. Она не тревожилась, это Лидия помнила точно. Тогда её мир был лёгок и прост и полон возможностей, а не опасностей. Пара дней, не больше – так сказал супруг, коснулся губами её волос и унёсся навстречу открытиям. И своей смерти.

Ей потом показали кадры с подлодки, исковерканные тела, разгромленное оборудование, содранную обшивку, из-под которой торчали трубы и искрящие провода. Но субмарину в её первозданном виде Лидия не видела. Да и никто со станции не видел, если на то пошло. Но сейчас, сидя в уютной и светлой кают-компании, она не сомневалась, где находится.

– Чудесное место, не так ли? – Его голос звучал сипло и надтреснуто, как перед самой смертью.

Лидия помнила, как он задыхался от кашля, пытаясь выдавить хоть слово, как исходил тёмной красноватой пеной, как трясся от озноба, когда воздух вокруг него мутнел от жара. Лидия помнила, как потух огонь в его глазах, оставив только тоску и бесприютность, как дух его сломался задолго до смерти, как он прекратил цепляться за жизнь, когда узнал, что болезнь пошла дальше, по всей станции. Когда понял, что он, искавший для всех жизнь и спасение, принёс только смерть.

– Да, чудесное.

– Я знал, что тебе понравится! – Улыбка осталась прежней – яркой, искрящейся, лёгкой, словно луч света по лицу скользнул. Лидия едва не расплакалась от внезапной горечи, накрывшей её с головой, – как же она истосковалась по нему! – Смотри, по слухам, эта картина не просто с поверхности, а настоящий антиквариат! Оригинал, ей лет двести, не меньше!

Лидия послушно обернулась, скользнула взглядом по обшивке из тёмного дерева, и там, подчиняясь взмаху его руки, возникла картина – болезненно чёткая, слишком яркая для образа из сна. Даже для реальной – слишком яркая.

Лидия поспешно отвела глаза.

Он всё ещё улыбался, так счастливо, словно вручил ей самый огромный, самый драгоценный подарок. На мгновение сердце сжалось от мучительного стыда – как она смеет отворачиваться, пренебрегать его дарами?! Как она смеет не ликовать вместе с ним?!

– Ты не Жилвинас, – имя, которое она так старательно забывала вот уже десять лет, выскользнуло легко, словно всегда только и ждало случая, чтоб вырваться на волю. – Мой муж умер на моих руках. Ты не он.

– Лидия… – в его глазах мелькнула тревога, – ты… ты в порядке?

Она молчала, внимательно разглядывая его лицо, как он хмурится, как сжимает губы, как темнеют его глаза, и не могла, не могла найти фальши. Сердце болело в жуткой и сладкой истоме узнавания, но разум, превратившийся в отточенный инструмент, с беспощадным равнодушием подсовывал кадры её личной хроники: болезнь, смерть, похороны.

Жилвинас вздохнул и спрятал лицо в ладони.

– Прости, – пробормотал неразборчиво, не поднимая глаз. – Это не моя воля. Это не я предлагаю: останься со мной, и у тебя будет всё, что ты так хотела найти – книги, картины, фотографии, дневники. Старые фильмы и песни. Не небо, но его иллюзия. Не надежда, но что-то очень близкое…

– Кто? – оборвала его Лидия. – Если не ты предлагаешь, то кто?

Жилвинас медленно поднял лицо, серое, обескровленное, заострившееся, как у мертвеца. Зрачки его стали горизонтальными. Как у Ингрид.

– Ты знаешь. Ты смотрела ему в глаза. У него нет имени – только то, как мы зовём его… или проклинаем. Хозяин глубин.

– Что ему надо?

Хотелось сорваться с места, обвить руками плечи супруга, обнять его, вцепиться в него, не отпускать, отвоевать у смерти, но Лидия давно разучилась следовать своим чувствам. А разум требовал вызнать как можно больше.

Жилвинас через силу поднял глаза и грустно улыбнулся: