Август подходил к концу. Мне начинало казаться, что я либо выиграла этот раунд, либо не все повторяется в жизни с такой катастрофической точностью.
Но в самом конце месяца, когда я уходила с работы и спускалась с крыльца, меня неожиданно окликнула знакомая, и я, хоть и держалась за перила крепко, а все-таки — оступилась. Нет, ногу я не подвернула на этот раз. Но ступеньки были покрыты полуразбитой керамической плиткой, и щиколотку я ободрала основательно. Знакомая уже стояла рядом, причитая, подзывая охранника, кто-то еще суетился возле меня, предлагая помощь, а я разглядывала рану, где едва проступали мелкие капельки крови, — пятно вышло точь-в-точь такое же, какое было у меня когда-то.
Этот случай заставил меня задуматься. Выходит, кое-что я все-таки изменить могу. Кое-что, но не все. Но мне не пришлось долго лечить ногу, и боль была не такая адская, как если бы я ее еще и подвернула. Значит, что-то в моих силах. Случай раздосадовал меня, но и вселил уверенность, что со временем я научусь менять какие-то вещи в своей судьбе. Обязательно научусь.
Но если все эти мелкие шрамы оставались у меня, значит, они оставались и у всех, кого я должна была повстречать. Не знаю, были ли какие-либо отметины у Эльзы, но у Николая-то точно были шрамы. Один — на запястье правой руки, редкий, похожий на три точки в ряд, там, где обычно носят часы. С детства. «Девчонка, — говорил он. — Злая девчонка».
Я осторожно потрогал запястье. Я всегда помнил, что это была собака. Соседский терьер. Он вцепился мне в руку, когда я пошел в первый класс. Три точки остались сверху запястья, а снизу ее зубы впились в жесткий манжет, поэтому следов не осталось. Я всегда помнил, что это была собака, и только теперь вдруг вспомнил, как это было на самом деле.
Я забросил мяч на участок соседей и побежал за ним, не подозревая об опасности. Их собака — небольшая, лохматая, безобидная, сопровождала меня на некотором отдалении, настороженно следя за каждым моим движением. Особенно ей не по нраву было, когда я заглядывал под кусты. Я нашел свой мяч, наконец, и двинулся было обратно, когда на пороге возникла соседская девчонка — вечная плакса и вредина, подбежала ко мне и завопила, ухватив мой мяч обеими руками: «Отдай!»
Я потянул мяч к себе, она к себе, и собака, о которой я успел позабыть, тяпнула меня за руку…
А еще он рассказывал, что у него остался шрам…