Когда осенние печали. Часть 3.

— Ты даже имя узнал… — голос Анны прозвучал довольно зловеще. — Что тебе ещё нужно?!

— Ты не ответила.

— Дима никак не может быть твоим сыном! Что ты вбил себе в голову через столько лет?!

— Почему — не может? — глядя на Анну исподлобья, Мясников чуть навалился на стол, сложил руки. В отличие от неё он не терял хладнокровия. — Он родился десятого августа восемьдесят пятого года. А ещё я очень хорошо помню другую дату… Вернее, ночь с седьмого на восьмое ноября восемьдесят четвёртого года…

— Месяц ты хорошо запомнил… — Анна чуть прищурила всё ещё красивые глаза. — А вот дату… с датой ты ошибся.

— Разве?.. — удивление было искренним, но, подумав несколько секунд, Виталий равнодушно пожал плечами. — Хотя, возможно… Но ведь это лишь цифры. А саму ночь я помню очень хорошо.

— Не было никакой ночи… Слышишь?! — вкладывая в свои слова совершенно другой, понятный только ей смысл, Анна сжала губы и с силой припечатала к поверхности стола ладонь. — И между нами с тобой никогда и ничего не было!..

— Было, Аня… было… — Виталий говорил демонстративно спокойным тоном. — Я тебя только об одном прошу… Скажи мне правду. Ведь Дмитрий — мой сын?

— Нет! — Анна едва удержалась от того, чтобы крикнуть на весь кабинет.

Этот человек, сидящий напротив, был мало похож на того Виталия, которого она когда–то безумно любила. От той любви не осталось и следа, и сам Мясников сейчас выглядел не так, как тридцать лет тому назад — заметно постаревший, потяжелевший, с каким–то выцветшим, усталым взглядом… Этот человек ужасно раздражал, и всё, чего хотелось ей в эту минуту — чтобы он встал и ушёл… Ушёл навсегда из этого кабинета, из здания, но в первую очередь — из её жизни. Навсегда и безвозвратно…

— Аня, послушай меня… — в голосе Мясникова неожиданно послышались железные нотки. Анна вдруг подумала, что именно так он разговаривает со своими подчинёнными и вообще — со всеми, кто ниже его рангом. — Я обещаю, что никогда не потревожу тебя своим присутствием. Просто скажи мне правду.

— Я говорю тебе правду… — ещё одно усилие над собой принесло плоды — Анна понизила голос. — Дима — не твой ребёнок. Его отец — Саша, и я знаю это наверняка.

— Какая у него группа крови?

— Первая. Ну, и что?

— У меня тоже — первая.

— Это ни о чём не говорит, — Анна усмехнулась. — У нас у всех первая группа: и у меня, и у Саши, и у Димы.

— Аня, поверь… — тяжело вздохнув, Мясников уставился на свои сцепленные пальцы. — Для меня это очень важно.

— Я ничем не могу тебе помочь.

— А вот я мог бы помочь… — взгляд снова скользнул вверх — на Анну. — Я во многом мог бы помочь своему сыну. Но это нужно сделать именно сейчас, пока не поздно…

— Ты что… — она уставилась на него округлившимися от изумления глазами. — Ты покупаешь моё признание?!

— Ты не так поняла…

— Ты это — серьёзно?! — совершенно неожиданно Анна расхохоталась. — А если я сейчас возьму — и совру, что Дима твой сын?! Такой вариант ты не рассматривал?!

— Ты не соврёшь… Ты врёшь мне сейчас, когда утверждаешь, что его отец — не я.

— Да почему ты так уверен?! — веселье Анны было неестественным, скорее это было нервное возбуждение — смеялись губы, но не глаза.

— Потому, что я видел его, наблюдал… Я слушал, как он поёт… Я всё знаю про Дмитрия. Он очень талантлив, уж я‑то кое в чём разбираюсь….

— А талантливым он может быть только в тебя?.. — Морозова иронично усмехнулась. — Не очень скромно с твоей стороны.

— Он совсем не похож на твоего мужа.

— Ну, всё, достаточно… — Анна посерьёзнела так же внезапно, как и развеселилась. Чуть отпрянув от стола, она снова хлопнула по нему раскрытой ладонью. — Я ещё раз — в самый последний — повторяю тебе: Дима не твой сын. И считаю наш разговор на этом законченным.

— Аня!.. — Мясников заговорил нервно, торопливо, как будто опасаясь, что она его перебьёт. — Я сейчас поступил по–честному… Я не пришёл к тебе домой, я пришёл сюда, чтобы поговорить с глазу на глаз… Я пришёл сначала к тебе… а не к Дмитрию…

— Что–о–о?! — услышав такое неожиданное «откровение», Анна изменилась в лице. — Даже думать не смей! Не смей даже приближаться к нему!.. Слышишь?! Ты для него — никто! Чужой человек! Между вами нет ничего общего, понимаешь?! Дима — хороший, порядочный мальчик!

— Я понимаю, что ты хочешь сказать… Да, я поступил с тобой нехорошо. Но сейчас… — Виталий на какое–то время замолчал, как бы собираясь с духом, затем шумно выдохнул и вновь поднял взгляд. — Я очень серьёзно болен, Аня. Я не знаю, сколько мне осталось… Год, полгода, месяц… Поэтому я имею право знать…

— Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела?.. — Анна недоверчиво улыбнулась — совсем чуть–чуть, одним уголком губ. — Ну, что ж… прими моё искреннее сожаление. Я надеюсь, что ты всё же поправишься…

— Меня не нужно жалеть…

— А большего я дать тебе не могу. Ты пытаешься вырвать у меня признание в том, чего нет. Ты привык получать всё, что хочешь… Но сейчас это не работает. Дима — не твой ребёнок. И давай сейчас попрощаемся… — Анна недвусмысленно поднялась из–за стола. — В любом случае — навсегда.

* * *