Вестники! Еще б немного, и сломала. Но по каким-то причинам решила не трогать. Поняла вплоть до мельчайшей недосказанности, просканировала до последней нитки. Но спрятанные в ремне экранированные капсулы не учуяла, отступила. И, кажется, решила пока не раскрывать моего позорного для благородного общества статуса.
Титул остановил? Свидетели?.. Или пощупала как кошка мышь, поиграла и отпустила?.. Да кто ж поймет Бардов, чокнутые на всю голову.
Впрочем, я чувствовал любопытство и легкое волнение. И пребывал в замешательстве — мои эмоции или ее?..
— Что произошло? — хрипло выдохнул, наконец пришедший в себя Бран. Пошевелился, дрожащей рукой расстегнул ворот рубахи. — Кто…
— Не помнишь? Хотя откуда б. Виделись мельком пару раз чертову прорву лет тому. Ее зовут Талли Раян МакСуини, — ответил я задумчиво. Хлопнул друга по плечу и кивнул на столы с угощениями. — Пойдем! Она права, надо выпить.
— Не откажусь, — кивнул друг. Позволил себя увлечь, подхватил первый попавшийся бокал с подноса и залпом осушил. Тут же схватил второй, едва пригубил. — Кислятина! А теперь объясни, я не понимаю. МакСуини же…
— Один из Старших Домов. Протеже МакФлинн, те в свою очередь входят в Совет, — подтвердил я. — Род талантливых художников и поэтов, великолепных музыкантов, сильнейших гностиков.
— Но я думал вы нон-грата среди знати.
— Как говорит Фергюс, в любом правиле есть исключения. Старшим Домам нужны представители в Лиге. Нужны те, кто разбираются в тайных знаниях и кто, самое главное, предан. Кто-то должен выполнять работу цепных псов и ищеек, контролировать передовые технологии. А в их роду редкий ребенок обходится без Дара.
— Но…
— Не похожа на тайного агента?.. Наверное. Может, и не является им, не берусь гадать. Лишь слухи, болтовня МакГрата. Возможно, просто пригласили, чтобы спела на празднике. Музыка Бардов считается невероятной. Но ты ведь сам испытал влияние Очарования? И как тебе?..
— Еще б немного и бухнулся на колени, — помрачнел друг детства. — Или потерял сознание. Или…
— Не продолжай, это отвратительно, — коротко хохотнул я, вспомнив эмоции приятеля в момент, когда Талли обрушилась на нас как обвал в пещерах.
— Что ей нужно?
— Прощупывала. Изучала. Или же прибежала поздороваться. Бран, я лишь скованный бездарь в ранге активного одаренного, а не магистр Лиги. Расслабься! Наслаждайся угощением. Когда так пожрем?..
— Не скоро. Или никогда, — признал друг. Устремил взор на убегающий вдаль длиннющий стол, укрытый белоснежной скатертью и заставленный всевозможными блюдами, тарелками, бокалами и бутылками, покачал головой. — Сколько денег угроблено на один единственный ужин?
— Много, — согласился я. Поднял бокал и отпил вина, покатал на языке.
Божественно. Едкая кислинка, теплая сладость, далекие нотки чего-то невероятного, но безвозвратно утерянного как детство. Туату умеют делать восхитительные вещи. Полная противоположность злого йодистого рома Олдуотера.
На блюдах рядом разложены кусочки редкой рыбы, изысканно приготовленной болговской свинины. Чуть дальше какие-то травки с Шельфа, свежие, не успевшие пожелтеть и увянуть, в обрамлении вареных лангустов, устриц и кальмаров. Дальше клубни-водоросли, и снова рыба, икра, вареное и вяленое со специями мясо. И, о боги, настоящие персики ломтиками! Пусть замороженные, но настоящие. Такое выращивает Дом Лета, и стоит лакомство баснословных денег.
— Можно кормить голодных в Нижнем городе неделю, — проворчал Бран.
— Ну да, — невнятно кивнул я. Но заметил осуждающее выражение на лице приятеля, вздохнул. — А дальше? Ну, покорми неделю, две, три. Ресурсы рано или поздно закончатся. Ты должен сознавать, что раздели деньги знати среди бедноты, лучше не станет. Людскую натуру не изменишь. Кто-то начнет воровать, кто-то убивать ради чужого куска. И через неделю опять будут нищие и богачи.
— Все равно неправильно, — упрямо заявил друг, поджав губы и посмотрев на бокал как на ядовитого угря.
— Наверное, — осторожно заметил я. — И когда-нибудь мир изменится. Мы снова вернемся туда, откуда пришли. Но пока пей! Тара один из немногих городов, где можно употреблять алкоголь без риска откинуть ласты.
Выражение лица он теперь контролировал, да и фон толпы сбивал меня с толку. Но я слышал эхо горечи и тоски. Чувствовал, что мучительно колеблется.
Как был прекраснодушным романтиком, так им и остался. Идеалистом за маской сурового морского дьявола. Человеком, жаждущим сделать мир лучше.
Наверное, хорошо, когда есть такие. Кто напоминает, что правильно, а что нет. Кто разделяет мир на черное и белое. Главное, чтобы не сходили с ума и не бросались перекраивать сущее по своему усмотрению. Тогда либо подохнут сами, или завалят трупами тоннели городов.
Сложно признаться, но на миг почувствовал себя каким-то ущербным. Ведь являлся чертовым эгоистом, заботящимся лишь о собственной шкуре.
«И кого спасать? — подумалось мне. — Всех?.. И есть ли вообще шанс?..»