Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Тем не менее все совсем не было таким приятным и светлым. Президент затронул тему прав человека (и вопрос о разделенных семьях), прежде чем обратиться к горячим точкам холодной войны – Кубе и Никарагуа. Он сказал Горбачеву, что надо прекратить снабжать Фиделя Кастро деньгами и оружием. Кубинский лидер занимается «экспортом революции» и созданием напряженности в Центральной Америке, особенно в Никарагуа, Сальвадоре и Панаме. Подзуживая Горбачева, он заметил, что простые американцы спрашивают: как это получается, что Советы «дают все эти деньги Кубе, а сами еще и просят кредиты?» Наконец, Буш перешел к сфере контроля над вооружениями, подчеркнув свои надежды на соглашение по химическому оружию, завершение подготовки Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) и Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ) в 1990 г.[551]

Горбачев ответил своим обзором проблем. Он заявил, что «все мы чувствуем, что находимся на историческом водоразделе»: международная политика переходит из состояния «биполярности» к «многополярности» мира, при этом все человечество стоит перед лицом таких глобальных проблем, как изменения климата. Конкретно у американского и советского народов есть сильное стремление к «движению навстречу друг другу»; правительства, тем не менее, от них отстают. Горбачев высказался решительно против триумфальных победных настроений по итогам холодной войны, которые ощущаются в правительственных кругах США. Признавая, что сам Буш уже показал, что относится к этому иначе, Горбачев стремился к формальному проявлению уважения со стороны США. Он настаивал, что не собирается выслушивать поучения или ощущать давление со стороны американцев. Чего он хотел, так это «построения мостов через реки, а не вдоль них»; он ищет новые подходы и новые образцы сотрудничества, которые отвечают «новым реальностям». Он также ссылался на продуктивные отношения сотрудничества, которые он в конечном счете смог установить с Рональдом Рейганом, найдя выход из тупика. Он все так же выступал за контроль над вооружениями, но, более того, он хотел, чтобы СССР в целом вошел в мировую экономику. Услышать такое от советского лидера было удивительным делом[552].

Значительную часть первого пленарного заседания заняло обычное, «под запись», изложение позиций сторон, что всегда происходит на каждой встрече лидеров великих держав. Но за всей этой риторикой уже угадывалось кое-что более личное и значительное. Буш свободно обращался к Горбачеву. «Я надеюсь, вы обратили внимание, что на ускорившиеся за последние месяцы динамичные изменения мы реагировали без всякого злорадства и высокомерия. Я вел себя так, чтобы не осложнять вам жизнь». Поэтому, добавил он, «я не скакал вверх-вниз по Берлинской стене»[553]. Горбачев оценил отказ Буша от показного выражения чувств. Он сделал такое же поразительное наблюдение: «США и СССР просто «обречены» на диалог, взаимодействие, на сотрудничество. Иного не дано. Но для этого надо избавляться от взгляда друг на друга как на врагов»[554]. «Обреченные на сотрудничество» было поразительной фразой. В ней слышалось эхо Рейкьявика 1986 г., когда Горбачев заявил: «…Как ни трудно вести дела с Соединенными Штатами, мы обречены на это. Выбора у нас нет»[555]. Это был отказ от черно-белого подхода к отношениям, отражавшего непреходящую русскую обеспокоенность тем, что ключом к национальной идентичности и международному статусу является либо противостояние Западу, либо интеграция в мир.

Два лидера после короткого перерыва по-настоящему приступили к делу во время встречи наедине – лишь в присутствии советника и переводчика с каждой стороны. Горбачева, кроме всего прочего, заботили действия Вашингтона на его латиноамериканском «заднем дворе». Он сделал провокативное предложение о нормализации отношений Кубы и США и затем выразил сожаление по поводу вторжений США в «независимые страны». Буш попытался отодвинуть все это в сторону, описав в красках американскую войну с наркотиками в Панаме и Колумбии и напомнив советскому лидеру, что о помощи Америки против повстанцев на Филиппинах их попросило законное правительство в Маниле. По принципу «око за око» Горбачев ответил: «…Доктрину Брежнева» начинают забывать, но теперь говорят о «доктрине Буша». Он подчеркнул, что он всегда выступал за «мирные перемены» и «невмешательство» (что доказывалось его поведением в Восточной Европе). Это новое советское отношение, настойчиво внушал он Бушу, «сближает нас»[556].