Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Мальта, кроме того, стала олицетворением огромной привлекательности личного общения. Как сказал Горбачев во время совместной пресс-конференции после встречи, «личные контакты являются очень важным элементом в отношениях между лидерами государств». Он отметил, что они «помогают нам выполнять наши обязанности и помогают нам лучше взаимодействовать» в интересах обеих стран и всего мира. Буш в свою очередь тепло говорил о «регулярных контактах», строящихся на «хороших личных отношениях», которые им удалось установить. Ни один из них не ждал того, что ему удастся обратить своего партнера в свою веру, но они могли конструктивно говорить об их различиях «без злобы» и «настолько откровенно, насколько возможно». Президент продолжил: «Если мы бы не смогли сесть рядом друг с другом и говорить, мы бы не смогли понять, как мы ощущаем эти важные вопросы». Так, он сказал в заключение: «Я не мог желать лучшего результата этого саммита – не саммита». Эта последняя фраза спровоцировала общий смех, но в ней было выражено то, чего Буш на самом деле желал: неформального, не прописанного заранее общения лицом к лицу без какого-либо нажима для достижения конкурентных результатов[566].

В своем дневнике внешнеполитический советник Горбачева Анатолий Черняев очень хорошо ухватил сам тон Мальты. «При всей окружающей сенсационности события, – записал он, – мне … казалось происходящее обычным нормальным делом…». Горбачев «вел себя так, будто он и Буш давно приятели – откровенен и прост, и открыто доброжелателен». «Решающе – добавил он, – что СССР и США больше не враги. Это главное»[567]. Черняев был прав. Прорыв, совершенный на Мальте, был замечательным. Впрочем, для того чтобы перевести дружескую атмосферу в подлинно новую систему Европейской безопасности, требовались последовательные и аккуратные дипломатические усилия. И самой главной проблемой было: что делать с Германией.

Президент вылетел из Ла-Валетты в 6 часов вечера 3 декабря. Через три часа он уже ужинал с канцлером Колем в элегантном Шато Стьюйвенберг в Лакене под Брюсселем. Это происходило в канун собрания Совета НАТО, и ужин в Бельгии был их первой личной встречей после падения Стены. Памятуя, что Коль взорвал свою бомбу – «Программу из 10 пунктов» – за несколько дней перед встречей на Мальте и перед саммитом НАТО, президент США мог испытывать недовольство. Но не в этот раз. Ему понравилось поясняющее письмо Коля, и сейчас он выглядел довольным, хотя и уставшим, как заметил Тельчик, что было вполне понятно после того как он провел восемь часов в напряженных переговорах с Горбачевым[568].

Буш твердо поддерживал германское объединение. За это Коль был ему благодарен. Но президент предупредил канцлера: «Горбачев сказал, что вы слишком торопитесь». Коль пообещал: «Я больше не сделаю ничего безрассудного». Он дал понять, что видит Западную Германию в качестве части Европы и что положение страны в НАТО и в ЕС полностью определено. Он предвидел, что постепенный процесс воссоединения может занять с десяток лет. Коль сказал, что в газетах пишут столько «ерунды», даже Генри Киссинджер недавно размышлял на германском ТВ о воссоединении в течение двух лет. «Это невозможно, – воскликнул Коль, – экономический дисбаланс слишком велик»[569].

Впрочем, канцлер ничего не сказал ни о будущем членстве объединенной Германии в НАТО, ни о строительстве какой-либо альтернативной системы безопасности в Европе. Он только подтвердил свою приверженность дальнейшей европейской интеграции – тому процессу, над которым он так тесно работал вместе с Миттераном и который являлся предварительным условием успешных реформ в Восточной Европе. Буш снова вернулся к вопросу об обеспокоенности Горбачева германскими делами: «Нам нужна формула, которая не будет его пугать и позволит двигаться вперед». Колю понравилось то, что Буш подключил к размышлениям аспект чувствительности. «Я не хочу, чтобы Горбачев почувствовал себя загнанным в угол», и тут же вытащил решение проблемы из рукава: «СБСЕ заявляет, что границы можно изменять мирными средствами». Буш считал так же. «Я думаю, что ответом является самоопределение. Но, раз мы в этом сошлись, пусть так дело и идет»[570].

Как ни посмотри, это был успешный ужин. Скоукрофт отметил, что эта встреча между Бушем и Колем стала «очевидным поворотным пунктом». Они достигли, сказал он, «абсолютного совпадения взглядов по вопросу воссоединения», и «я отчетливо ощущал возникшую атмосферу товарищества»[571]. Фактически 3 декабря был отличным днем для Джорджа Буша. Он получил одобрение со стороны своего главного соперника и теперь завоевал своего самого важного, хотя и проблемного союзника. Благодаря Мальте и Лакену Буш был теперь уверен, что на встрече Совета НАТО Соединенные Штаты вновь сядут за руль и будут определять западную политику.