— А я должен был! — упрямо повторил Одже и взглядом едва снег возле себя не растопил. Ближайший уличный фонарь находился в десятке метров, и потому света от него было меньше, чем пляшущих теней, но Беата точно знала, что не ошибается. — Чтобы не смел впредь оскорблениями сыпать. Девушке гадость такую сказать — это ж надо додуматься!
У Беаты что-то зазвенело колокольчиком внутри. Перехватило дыхание. Вспыхнуло надеждой.
— Но я же правда толстая, — с подкупающей убедительностью прошептала она.
Одже даже о позоре своем забыл. Уставился Беате в лицо и каким-то не своим — глубоким и взволнованным — голосом проговорил:
— Краше тебя нет никого на свете!
Беата почувствовала, как загорелись щеки. Она не поверила бы любому другому комплименту, уверенная, что ей таким образом просто зубы хотят заговорить. Но Одже нашел нужные слова — пожалуй, только он один и был на это способен с его искренностью и отношением к Беате. Подрался за нее…
С ума сойти, парень за нее подрался!
Значило это что-то или нет? Одже с его обостренным чувством справедливости мог, конечно, и просто возмутиться поведением Кедде. Но тогда разве назвал бы Беату самой красивой на свете? Ведь она отлично знала, что это было неправдой. Но если Одже считал по-другому…
Создатели, это стало бы лучшей наградой за все ее горести!
— Проводишь меня? — с самой обольстительной улыбкой спросила Беата. Она не старалась кокетничать, но улыбка появилась сама. Кажется, она всегда это делала, когда Одже был рядом. Ему хотелось улыбаться. Хотя бы чтобы видеть ответ в его глазах.
Одже ошарашенно кивнул и поплелся рядом — не мог отказать Беате, хоть и не считал себя хоть сколько-нибудь достойным ее сопровождать, и не мог понять, для чего она его позвала. Пожалела за разбитый нос? За это было совсем уж стыдно. Нет бы руку или ногу в бою за девушку сломал, хоть какая-то доблесть проглядывала бы. Но нос! На него и так-то страшно смотреть с этими отвратительными веснушками, а теперь…
Убожество!
И хватило же наглости притащиться сегодня к дому Кедде, и ждать, и надеяться на какое-то чудо! И теперь, когда чудо произошло, не верить в него и божью милость, придумывая какие-то препятствия! А если… Если Беата все знала? И все понимала? И все равно назвала его своим другом?..
— Беата…
Она остановилась и выжидающе посмотрела на него. С губ у нее не сходила улыбка, а у Одже взгляд снова притянуло к земле.
— Я не хотел тебя обидеть.
Беата с трудом удержала себя от того, чтобы взять Одже за руку и ободряюще ее сжать. Будь сейчас день, она, пожалуй, осуществила бы это желание. Но увидь ее кто почти в полночь в такой позе с парнем… Ох и слухи поползут. А ведь Кайя сказала родителям, что они у Айлин будут ночевать, чтобы помочь при случае, пока у Дарре ночная смена. Если папа перестанет им доверять…
Беата-то переживет, а вот Кайя себе этого точно не простит. А Беату неожиданно стали беспокоить чувства названой сестры. Как и чувства Одже. Который тоже никак не мог себе чего-то простить.
— Я сама себя обидела, — с иронией поделилась Беата и добавила, понимая, что должна объяснить: — Не знала, что ты такой.
— Какой? — совсем упавшим голосом спросил Одже. А Беата, скрывая смущение, снова широко улыбнулась.
— Замечательный! — ну а что? Пусть и Одже хоть немного порадуется. Ведь заслужил же!
Не дожидаясь ответа, Беата снова двинулась в путь.
— Все книги перечитал?
Одже качнул головой — все еще неуверенно, но все-таки уже не так безнадежно.
— Вообще не притрагивался, — пробормотал он. — Смотреть на них не мог.
Беату затопило нежданной радостью — ну что с ним делать?
— А вслух читать еще не разучился? Я ведь приду проверю.
Одже наконец тоже улыбнулся.
— Приходи, — негромко и очень мягко проговорил он. — Я буду ждать.
Беата чуть слышно выдохнула, чувствуя, что радости становится тесно в груди, а выразить ее не позволяет совершенно не свойственное ей стеснение. И было так хорошо оттого, что можно просто идти по пустой темной улице рядом с парнем, молчать, заново переживая все только что произошедшее, и знать, что он не осудит и не посмеется. Даже если Беата в самую последнюю секунду прощания подастся вперед, поднимется на цыпочки и быстро поцелует его в щеку.
— Завтра… — растаяло морозное облачко обещания Беаты, а Одже все продолжал стоять возле ограды и смотреть в тускло светившиеся окна. Если он спит, то пусть бы никогда не просыпался. Но если все это правда…
Одже собрал с забора свежевыпавший снег и вытер им лицо. Щеки горели, как у молоденькой девицы, впервые взглянувшей на жениха, и Одже хотел было привычно обвинить себя в несуразности, но не смог. Если Беата не побрезговала…
Какое право он имеет жаловаться? И портить такой момент выдуманными глупостями?
Не думая ни о чем, Одже добрел до ближайшего сугроба, упал в него спиной и принялся смотреть в прояснившееся зимнее небо.
Глава двенадцатая: Харде