Когда поют деревья

Все хорошо, твердила Аннализа себе. Она занимается своим делом – рисует как можно больше и как можно лучше, не забывая о себе и ребенке, а он своим – старается остаться в живых. Еще два месяца, и Аннализа обрадует Томаса новостью, что теперь у него есть все – не только жена, но и ребенок.

– Сколько еще дней осталось до его возвращения домой? – спросил Уолт из-за своего рабочего стола, когда Аннализа прощалась на сегодня.

– Сорок восемь, – ответила она, даже не взглянув на календарь.

– Сорок восемь дней, – повторил Уолт. – Они пролетят – не успеешь даже оглянуться.

– Надеюсь. Чем-то еще помочь, пока я не ушла наверх?

У Аннализы двоилось в глазах после того, как она целый день разглядывала цифры вдвоем с новым помощником. Беременность – не для слабаков. Хотя Аннализа до сих пор заставляла себя ходить к Шэрон, ей было все труднее сосредоточиться на занятиях.

– Нет, нет, – заверил часовщик. – Иди отдохни.

– Я потом принесу вам ужин, ладно?

Уолт снял очки.

– Что ты, не стоит.

– А я думаю, стоит, – возразила Аннализа. – Вы с каждым днем все худее и худее. Скоро растворитесь в воздухе, если я не буду за вами присматривать. – Решительно пожав плечами, Аннализа твердо добавила: – Никаких возражений. Около семи я постучу. Приготовлю сосиски с перцем.

– Спасибо. – Уолт снова нацепил очки на морщинистый нос. – Звучит аппетитно.

По пути в квартиру Аннализа, к своему удивлению, нашла в почтовом ящике письмо от миссис Барнс. Это было первое письмо за всю историю их знакомства. Аннализа даже не представляла, с какой целью миссис Барнс решила ей написать. Чтобы обсудить свадьбу? Или кое-что похуже? Может, мистер Барнс узнал о помолвке? Или там, наоборот, хорошие новости – например, Эмма хочет приехать в гости.

Придя наверх и отдышавшись, Аннализа села, а точнее, плюхнулась, как всегда в последнее время, за стол и аккуратно распечатала письмо.

Из конверта выпала фотография, и у нее замерло сердце. На ней был Томас в военной спецодежде, который целовал какую-то вьетнамку в губы. Они сидели на белых пластиковых стульях, склонившись друг к другу. Томас выглядел счастливым – он улыбался во время поцелуя.

В одно мгновение все, что Аннализа думала о любви, пошло прахом. А ведь она дала этому парню шанс, впустила его в свое сердце. Перед глазами тут же мелькнуло, как он стоял перед ней на коленях в суши-баре, протягивая золотое кольцо, которое сейчас было на ее пальце. Теперь это кольцо давило на нее, словно змея, и Аннализа как можно скорее его сдернула.

Она сжала кулаки. Если бы Томас сейчас стоял здесь, она бы его ударила. Она долго смотрела на фотографию, и любовь утекала между пальцами, словно песок. В конверте лежало письмо, но она даже не хотела его читать. По правде говоря, и незачем. По счастливому лицу Томаса и так было все понятно.

Аннализа не была дурочкой. Она слышала байки о солдатах, которые заводили себе во Вьетнаме любовниц. Некоторые женщины были не против и простили своих мужей. При мысли о том, что Томас изменил ей с той женщиной, Аннализу затошнило. Еще не читая письмо, Аннализа уже превратилась в прежнюю девушку, не верившую в любовь.

И вот она, причина. Глаза затянуло влагой, а в груди стало так пусто, словно все, к чему она стремилась, было напрасно. Постепенно понимая, что теперь будет с ней и особенно с ее ребенком, Аннализа начинала ненавидеть Томаса. Она еще не читала письма, но уже заранее его ненавидела.

С мертвым спокойствием она наконец развернула письмо и положила его на стол.

Дорогая Аннализа!

Я знаю, что в последнее время нам было трудно найти общий язык, и прошу за это прощения. Без Томаса мне было нелегко. Мне жаль, что мы не были к тебе добрее. Но прошлое уже позади. Томас влюбился в девушку из Вьетнама. Ее зовут Линх, и он привезет ее домой. Думаю, ты уже увидела фотографию, которую он недавно прислал. В любом случае я желаю тебе удачи. Ты красивая девушка. Я уверена, скоро ты себе кого-нибудь найдешь.

С наилучшими пожеланиями,

Элизабет Барнс.

Несмотря на шок, Аннализа не потеряла способности соображать. Теперь ей было понятно, почему Томас стал реже писать. И даже почему Эмма все еще ее избегала и так себя вела после игры.

Минуты таяли одна за другой, и она ощущала такую пустоту… Шок постепенно прошел, и сердце заныло как никогда прежде – словно того гляди остановится. Ее охватила жуткая тоска, а когда она подумала о своем ребенке – об их общем ребенке – ей стала отвратительна мысль о том, что этому драгоценному существу придется прийти в этот ужасный мир.