— Паша? — услышал я знакомый, но уже хорошо подзабытый девичий голос.
Проморгавшись, я, наконец, увидел её. Просю. Нет, не Просю, а Прасковью. Передо мной стояла не девочка, а красивая молодая девушка. И я стоял, как остолоп, смотрел на неё во все глаза. Даже рот от удивления разинул. И сердце вдруг забилось с такой силой, что в голове зашумело.
— Прасковья? Ты? Как ты тут? Почему? — удивился я, но в глубине души понимал, что безмерно рад видеть её.
— Я к тебе приехала, — с улыбкой ответила она.
За спиной кто-то зашушукался. Я огляделся. Бойцы из нашего отряда стояли при входе в казарму и нагло глазели на нас. Я цыкнул на них и, подхватив девушку под руку, повел вон со двора.
— И надолго ты приехала? — поинтересовался я.
— Нет, ненадолго. Я скоро должна вернуться к матери. Она на торговых рядах меня потеряла, — и вновь улыбнулась.
Я всё стоял и смотрел на такую знакомую и совершенно уже для меня новую девушку, в которую я за несколько мгновений успел влюбиться. И не понимал, что она делает в Моршанске. Может быть, приехала с матерью в пекарню отца? Для чего? И почему она убежала от матери?
— А что вы делали в торговых рядах? — поинтересовался я.
— Ткань для нового платья покупали, — ответила Прасковья и вдруг стала серьёзной. — Ты за всё время мне только одно письмо написал!
— Ты пришла в казарму, что бы высказаться по этому поводу? — рассмеялся я в ответ.
— И не только! Ко мне сваты должны на следующей седмице прийти. Потому и платье новое будем шить, — произнесла так, точно я оказался виновен в том, что к ней сваты придут. Подожди… кто?
— Сваты? — оторопел я, — К тебе?
— Ко мне, Паша, ко мне, — подтвердила девушка, — Я за тем и приехала к тебе, что бы посмотреть на тебя в последний раз. Говорят, жених из другого села.
— Так ты его и в глаза не видела? — подивился я.
Прасковья плечами так равнодушно пожала, что понял я — пора мне проситься домой на увольнительную.
Проводил маленько девушку в сторону торговых рядов и кинулся бежать обратно в казарму. А тут как раз навстречу товарищ комиссар по ступеням спускался. Я к нему:
— Товарищ комиссар, разрешите обратиться!
— А, боец Богоявленский, хорошо, что ты не ушёл далеко. Боялся, что все эти два часа твоей увольнительной, придётся тебя по Моршанску разыскивать. Ты мне нужен.
— Я?
— Да, ты. Иди за мной!
Приказ есть приказ. Я молча следовал за комиссаром. А вернулись мы в казарму и направились прямиком в кабинет командира. Вот пока командира не было, его заменял наш комиссар. Но в кабинете оказался еще один человек. Он не был военным. А судя по тому, как к нему обращался товарищ Бычков, видимо из партийных. Мужчина был невысокого роста, лет за сорок. Одет цивильно. А на голове кожаная фуражка с красной звездой.
Я остался стоять у двери.
— Он? — поинтересовался незнакомец.
— Он самый, товарищ Глебов, — ответил товарищ Бычков и сел за стол, за которым не так давно ещё сидел командир Голиков.
Мужчина оценивающе посмотрел на меня и указал на стул.
— Ты — Павел Богоявленский? — спросил он.
Я только сел и вновь вскочил, отвечая:
— Так точно!
Глебов замахал на меня руками:
— Да ты сиди, не вскакивай! У меня от всей партии к тебе есть важное дело. Твое село, Кутли, до поры до времени было очень спокойным. И всегда вовремя сдавало продовольствие. Но вот от банд Антонова очистили губернию, а проблемы остались. Да не просто остались, а появились там, где их никогда и не было! Вот тебе документы и предписание. Ты теперь возглавишь кутлинский совхоз.
Я сидел напротив партийного работника и комиссара, с трудом соображая, что от меня хотят. Обратно в село? Домой? Занять должность отца?
— Я хочу остаться и отдавать все свои силы… — начал я, но мужчина, прервал меня:
— От тебя, Павел, Советская страна сейчас ожидает других подвигов. Твоя задача — наладить сельское хозяйство, успокоить крестьян. А если надо, то и наказать виновных в появившихся проблемах. Короче, товарищ Богоявленский, всё в твоих руках. Понял?
Я развернул документ, прочитал его, вновь свернул и положил в нагрудный карман гимнастёрки.
— Да, товарищ Глебов, — ответил я, вставая и обращаясь к комиссару, — Когда я могу убыть в село Кутли?
— Завтра. Приказ уже готов, — сообщил товарищ Бычков.
Как же хорошо было вернуться домой. Жаль только, что уже прошло время посевных. Но, как глава, я мог помочь и на сборах. Надо было только народ успокоить. Со спокойным, уверенным человеком враз можно договориться. Въехал я в родное село на телегах следующих из Моршанска в Пичаево. Поблагодарил мужичков, подвёзших меня чуть ли не к самому забору. И направился прямиком к дому. Открыл калитку, вошел во двор и для приличия постучал в дверь. Ответа дожидаться не стал и вошёл внутрь. Меня не было больше года. А в сенях дедова дома все также. Вещи можно с закрытыми глазами достать — всё на своих прежних местах. Тут дверь из светлицы отворилась, и появился дед. Меня в тёмных сенцах, наверное, плохо было видно. Да и зрение у него не лучшее.
— Здравствуй, дед, — сказал я, с трудом сдерживая слёзы радости.
Дед совсем вышел в сенцы, приблизился ко мне, прищурился и прошептал: