— Жизнь вечно втягивает нас во что-то новое. У тебя была сильная паническая атака. Они будут случаться, но если ты позаботишься о себе, они станут менее частыми и пугающими. Я не страдаю от посттравматического стрессового расстройства, хотя уже давно не находилась в подавленном настроении, но оно наконец настигло меня. Однако сейчас иду на поправку. — Жимми сняла часы, обнажив татуировку, которую обычно скрывал ремешок, и показала ему запястье. — Это спасло меня.
Он взял ее за руку.
— Именно это всколыхнуло мою память в первый вечер. Я запомнил ее, когда ты зашивала мне руку.
Она нахмурилась.
— Как? Я была в перчатках.
— Ты закончила со мной и снимала их, когда я оглянулся. — Люсьен провел большим пальцем по татуировке. — Что это за цветы?
— Незабудки. Они самосейки. Маленькие вкрапления ярко-синего. — Жимми повернула руку так, чтобы он мог видеть, как татуировка обвивает запястье, подняла глаза. — Говорят, они облегчают горе.
— Правда?
Жимми покачала головой, он взял ее руку в свою.
— Расскажи мне о Николасе. Как вы познакомились?
— Николас Ферневал был младшим врачом. Шесть футов ростом, копна светло-каштановых волос, зеленые глаза. Он бежал по коридору, поскольку сложилась чрезвычайная ситуация, повернув за угол, он врезался в меня, сбил с ног. Прокричал извинения, но не остановился. Когда я пришла с дежурства, он ждал меня и настоял на том, чтобы пригласить выпить и, таким образом, извиниться. Это превратилось в ужин, потом он настоял на том, чтобы проводить меня домой, зашел выпить кофе и больше не уходил.
— Похоже, ты производишь именно такой эффект.
— Ты не остался.
— Ты не захотела.
— Я боялась, — призналась она. — Слишком уж быстро. — Все слишком. — Но сейчас я не собираюсь убегать, и тебе тоже не следует.
— Нет.
Они смотрели друг на друга, пока часы не пробили час. Оба моргнули.
— Что случилось, милая? С твоим Николасом. Я знаю, что он умер, но где, как?
— Э-э-э… — Ей потребовалось мгновение, чтобы вернуться к рассказу: — Он подал заявление на работу в медицинскую благотворительную организацию, а к тому времени, когда мы были вместе несколько месяцев, ему позвонили.
— Он попросил тебя поехать с ним?
— Было слишком поздно для этого, зато он достал в терминале аэропорта кольцо, сказал, что хотел бы, чтобы я поехала с ним, прямо в аэропорту опустился на одно колено и попросил меня выйти за него замуж, как только он вернется. Но он не вернулся.
— Когда это было?
— Он уехал из Лондона шесть лет восемь месяцев и три дня назад. А погиб шесть дней спустя, когда маленький самолет, в котором он летел с пилотом и двумя медсестрами, потерпел крушение во время шторма. Там был густой лес, и их долго не могли найти.
— И ты решила пойти по его стопам.
— Он хотел, чтобы я поехала с ним, Люсьен. Вот я и поехала. Туда, где был бы он. Это единственное, что имело смысл.
— Я могу это понять.
— Потому что ты человек особенный. Но я сказала это не для того, чтобы ты пожалел меня. Просто хочу, чтобы ты знал, как много мне дал. Наконец установилась эта физическая связь. Когда ты прикасаешься ко мне, я оживаю.
Он нахмурился.
— После Николаса у тебя никого не было?
— Нет.
— Почему? Ты красивая, забавная.
— Некоторые люди реагируют на потерю бесконечными встречами на одну ночь, пытаясь воссоздать чувство прикосновения того, кого ты любил. Я обратилась внутрь себя, зная, что больше никогда никого не будет. Вкладывала всю свою страсть в работу. Это помогало, пока не умерла тетя Флора. Я продержалась несколько недель, но чувство вины за то, что не была рядом с ней, когда она нуждалась во мне, а ведь она была рядом со мной всю мою жизнь, в конце концов, сломило меня. Меня нашли у замерзшего водяного насоса. Я пинала его, ругала, словом, полностью потеряла контроль над собой. Мне пришлось дать успокоительное, прежде чем отправить в Лондон. Я провела неделю в больнице, консультировалась, потом вернулись домой, где, как и ты, избегала всех ненужных контактов. Люди списывали это на горе и давали мне пространство, в котором, по их мнению, я нуждалась. А потом эти садовники опрыскали мою крапиву. — Он осторожно поцеловал ее ладонь, и она продолжила: — Знаю, я никогда больше не буду полностью цельной, такой, какой была до смерти Николаса, никогда не смогу никого полюбить так, как любила его, и не ищу таких отношений. Но я могу чувствовать и смеяться, Люсьен. Ты дал мне это. Вернул мне мою жизнь.
— Это…
— Слишком большая ответственность. Я знаю, все в порядке. Это только на лето, когда не нужно ничего делать, кроме как наслаждаться друг другом и позволять саду исцелять нас.
— А потом? Что будет, когда лето закончится?
— Тогда мы оба сможем начать новую жизнь. Не оглядываясь назад.
— А что будешь делать ты?
— Я заинтересована в консультировании.
— Ты определенно справишься.
— Спасибо.
Люсьен сел рядом с ней на диван, притянув ее к себе. Жимми положила голову ему на плечо.
— Тот стул, на котором ты сегодня сидела…
— А что с ним?
— Можно я поставлю его в теплице? Положу доску поперек подлокотников, поставлю ноутбук и буду работать.