– Что вам здесь надо? – спросил он.
– Нам бы хотелось войти и поговорить с вами, – сказала Райли.
Какое-то время Кастл ничего не говорил. Он смотрел то на Райли, то на Джен пронизывающим взглядом светло-голубых глаз. Он был худым как скелет, а грива его волос седа.
Наконец, не говоря ни слова, он повернулся и пошёл вглубь дома, оставив дверь открытой.
«Это можно рассматривать как приглашение?» – задумалась Райли.
Она взглянула на Джен, которая, по-видимому, думала о том же.
Вслед за Кастлом они вошли в большую, плохо освещённую гостиную. Шторы, которые Райли заметила с улицы, оказались тёмными и тяжёлыми. Свет, который узкой полосой проходил между ними, слегка дополнялся свечением от небольшой настольной лампы.
В отличие от двора, внутри было чисто и прибрано. Тем не менее, Райли комната показалась очень странной.
На подлокотниках и спинках старинной мебели аккуратно лежали белые салфетки, стены были заклеены старинными обоями с цветочным орнаментом, который местами прерывали развешанные тут и там старые фотографии мрачных на вид членов семьи. На полках были расставлены фарфоровые и керамические фигурки.
Находясь в Ангьере, Райли частенько казалось, что она вернулась назад во времени, но здесь это ощущение просто зашкаливало. Комната выглядела так, будто простояла без изменений лет сто.
Райли мучило ощущение, что в этом месте есть что-то вопиюще необычное.
Ей потребовалось время, чтобы разобраться.
«Это не мужской дом!» – поняла она. Дом явно был обставлен женщиной, причём давным-давно.
И с тех пор за всё это время ничего, или почти ничего, не изменилось.
Спина к спине в задней части комнаты стояли два концертных фортепиано. Как будто позабыв о присутствии агентов, Кастл сел за одно из них и стал играть по памяти.
Райли не слишком разбиралась в классической музыке, но это произведение казалось ей знакомым – она решила, что это что-то из Шопена. Руки мужчины были скрючены от артрита, но он всё же играл очень технично и грациозно.
Не переставая играть, Кастл снова спросил:
– Так что у вас за дело?
Стоя рядом с Джен, Райли почему-то почувствовала себя не в своей тарелке. Она хотела бы сесть, но ближайший стул стоял слишком далеко, чтобы оттуда можно было вести беседу, особенно если им придётся перекрикивать музыку.
Так что она, стоя, спросила:
– У вас была ученица по имени Холли Струтерс?
При звуках имени он перестал играть.
– Нет, не было, – ответил он.
Затем он продолжил играть точно с того места, на котором остановился.
Райли сказала:
– А её родители сказали, что она у вас училась.
Кастл продолжал играть. Он закрыл глаза, как будто погрузившись в музыку.
– Она пришла на один урок. Но мы не сработались и больше она не приходила.
Райли помедлила, но всё же спросила:
– Вам известно, что Холли Струтерс убита?
Райли понимала, что новость о том, что тело девочки найдено, скорей всего, до него ещё не дошла.
«Тем лучше будет видно его реакцию», – подумала она.
Но Кастл не перестал играть и лицо его никак не изменилось.
– Нет, – сказал он.
По спине Райли пробежал холодок.
Его реакция показалась ей совершенно нечеловеческой.
Она попыталась проглотить шок и произнесла:
– У вас когда-нибудь была ученица Кети Филбин?
– Нет.
– Вы можете сообщить, где были ночью в среду?
Всё ещё играя, Кастл сказал:
– Да, могу. Я был на концерте фортепиано. Одна моя студентка играла дома для друзей и родственников. Её зовут Эйвери Далтон. К сожалению, она больше не учится у меня. Она была последней моей ученицей.
– Что произошло? – спросила Джен.
– Она сыграла несколько инвенций Баха и сонату для фортепиано Бетховена. Это было невыносимо. Я был в шоке. Она ужасно фразировала, динамика прыгала, аппликатура хромала, темп скакал, бесчисленные ошибки… Она забыла всё, как будто вообще не училась у меня. Я счёл это за личное оскорбление. Однако её семье и друзьям понравилось.
Несколько тактов он сыграл молча.
– Потом она решила сыграть на бис, – продолжал он. – «Полёт шмеля», который я наказывал ей не играть ни в коем случае. Какой банальный выбор, как это пошло! Девочки всегда хотят его играть – конечно, ведь там одни хроматические шестнадцатые, которые можно играть в бешеном ритме не задумываясь о фразировании и нюансах. И, конечно, всем снова понравилось! Её родители так ею гордились.
Его лицо скривилось.
– Так что мне этого хватило. Я встал перед всеми и сказал им, что я думаю о её выступлении. А также упомянул и о том, что я думаю об их музыкальном вкусе. Обыватели!
Кастл доиграл до конца отрывка.
Он сказал:
– Но это для меня не новость. Всю свою жизнь в этом городе мне приходится мириться с этим. Представьте, каково мне было расти в гнусном городишке, в котором нет ни намёка на культуру – мне, чувствительному мальчику, которого дразнили изо дня в день! И издевательства так и не прекратились, они просто приняли другие формы – бестактность, самодовольное неуважение, насмешки за спиной.
Он удручённо покачал головой.
– Только мама меня всегда понимала. А она ушла из этого мира уже давно...
Он принялся за другое произведение.
Райли мысленно представила, какой была его жизнь.