Гроза, бушующая над городом, постепенно уходила. Далеко над домами сквозь дымку облаков выплывали сверкающие, умытые ливнем высотки делового центра. Где-то за ними продолжали кучиться сизые облака, отблески молнии озаряли их голубоватым светом. Еще слышны были дальние раскаты грома. Проливной дождь, обрушившийся на Москву, принес долгожданные прохладу и свежесть. И пусть через несколько часов от нее не останется и следа, Юле, стоявшей у окна и наблюдавшей разгул стихии, хотелось открыть фрамугу и впустить в палату немножко влажного благоухающего воздуха, запаха молодой листвы и цветущих каштанов. Но делать это девушка не стала. Вот уже несколько часов Юля стояла, не шевелясь, скрестив руки на груди, и чувствовала, как гулко бьется сердце. Девушка боялась, и с каждой уходящей минутой страх становился сильнее.
Действие снотворного, которое вместе с обезболивающим Гончарову кололи каждые несколько часов, вот-вот должно закончиться. Близилось время ужина и ежевечерний обход врача. После обеда, настойчиво и решительно, Юля выдворила из палаты госпожу Гончарову. Впрочем, та не особенно и сопротивлялась. Спесь и высокомерие не придавали сил, а возраст и давление давали о себе знать. Случившееся несчастье здорово подкосило ее. И как бы ни пыталась она противиться, но все же согласилась уехать домой и до завтра дать себе передышку, предоставив Юле дежурство у постели сына. Ведь это было единственное, что Шарапова могла сейчас делать, единственное, что от нее ждали. Ни у кого из присутствующих не возник вопрос, а нужно ли это Матвею Юрьевичу? Его мать была не в счет. С самого начала она не желала видеть Юлю своей невесткой и женой единственного сына. Ее желание остаться с мужем наедине ни у кого не вызвало удивления, несмотря на то, что люди, которые бывали в палате Гончарова, знали о перипетиях их семейной жизни. И, безусловно, желая им обоим добра, хотели, чтобы они преодолели разногласия и снова были вместе. Ариан был единственным, кто знал всю правду, но и его Шарапова попросила сегодня вечером не приезжать. Она не могла больше стоять у изголовья кровати, недосягаемая взглядам Матвея. Сегодня она собиралась выйти наконец из укрытия. Но сделать это предпочтительнее без свидетелей, чтобы избежать публичного унижения.
Юля вслушивалась в тяжелое дыхание Гончарова и чувствовала возрастающее волнение. Девушка не знала, что скажет ему. Оставалось лишь догадываться, как поведет себя Матвей. А если он потребует, чтобы она убиралась вон и больше не появлялась в его палате? Что тогда? Впрочем, она почти не сомневалась, что так и будет. У него нет причин поступать по-другому.
Девушка вздрогнула, уловив изменение в дыхании супруга. Частыми и прерывистыми стали вдохи-выдохи. Сдержанный стон вырвался из груди. Юля обернулась и увидела, как, силясь приподняться, мужчина шарит левой рукой по постели, вероятно, в поисках кнопки вызова медперсонала.
Шарапова подошла к кровати и, наклонившись, нажала кнопку. Взгляд ее на мгновение задержался на смуглой ладони мужчины. На его длинных пальцах со сбитыми костяшками, на ссадинах и порезах. Ей показалось, или эти пальцы действительно дрогнули? Она выпрямилась, так и не взглянув ему в лицо, а в палату уже входила медсестра.
Пока она ставила капельницу, проверяла и записывала показания приборов, Юля, предупредительно отойдя к окну, молчала. Молчал и Матвей, но если бы она все же обернулась и взглянула на него, увидела бы, как в немой ярости побелели плотно сжатые губы, как сошлись на переносице брови. Юльке знакомо было это выражение, но не медсестре. Обернувшись к нему с дежурной улыбкой, та открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не успела произнести и слова.
— Зачем вы на меня нацепили этот воротник? — хрипловато прорычал Гончаров. — Снимите немедленно и поднимите кровать. Я хочу встать! Где здесь туалет?
У медсестры округлились глаза, а Юлька, не оборачиваясь, закусила нижнюю губу.
— Матвей Юрьевич, вам нельзя вставать! Вы ведь недавно из комы вышли. Об этом даже и говорить не стоит! Врач запретил. Как минимум неделю необходим полный покой. Господи, после такой-то травмы! Да вы же чуть на тот свет не отправились! В туалет тоже пока нельзя. Сейчас вам поставят утку или катетер…
— Что?
Юлька вздрогнула от его окрика. Медсестра шмыгнула за дверь, вероятно, побежав за врачом. А Матвей, содрогнувшись от боли, обессиленно закрыл глаза. И снова между ними воцарилась тишина, которую Юля не решалась нарушить, прекрасно понимая, следующей выбежит из палаты она.
— Значит, мне не привиделось. Ты действительно здесь! — наконец произнес Матвей, нарушая молчание. — Зачем?
Юлька на мгновение закрыла глаза. Зачем… Если бы она сама могла ответить на этот вопрос!
— Не знаю, — только и смогла сказать она. — Но даже если ты сейчас потребуешь, чтобы я ушла и больше не появлялась, ничего не выйдет. Я останусь, — несмотря на волнение, заставляющее сжимать кулачки, впиваясь ногтями в ладони, голос Юли звучал ровно и спокойно.