Когда развеются миражи

Спустя пару часов, направляясь в усадьбу, Юля была уверена, что уже не застанет Матвея Юрьевича в Сиренево. Да и услышит она его, вероятнее всего, не скоро! Вполне возможно, что после возвращения в Москву он возложит обязанности курировать имение на кого-нибудь другого. И они больше никогда не увидятся. Расстроило ли ее это? Она не знала. После утренней сцены Юля была бы только рада больше никогда с ним не встречаться. Но сможет ли она забыть эти дни и ночи? А главное, получится ли жить как раньше? Шарапова шла и не знала, чего больше ей хочется — никогда не видеть более Гончарова или встретить его сейчас в парадном холле Большого дома.

Оказавшись около имения, она украдкой оглянулась, но ни его самого, ни машины не заметила. Никто не наблюдал за ней из окон, нигде не качнулась занавеска.

Шарапова поднялась по ступеням, вошла в холл и уже взялась за ручку двери своего кабинета, когда услышала голоса в столовой. Было время завтрака и Гончаров, не изменяя традициям, то ли отдавал распоряжения официанту, то ли разговаривал по телефону.

Юлька, стараясь производить как можно меньше шума, прошмыгнула к себе и плотно закрыла дверь.

Матвей не уехал. Девушка прошла к столу и, не снимая пальто, села за стол. Нервно потерев кончик носа, она задумчиво уставилась на картину, что висела на противоположной стене.

Интересно, что бы это значило? Вроде бы все точки над «¡» расставлены, добавить к сказанному и сделанному нечего, так зачем он все еще здесь? Неизвестно, чего ожидала Юля, просидев, не снимая пальто, за столом следующие полчаса, но Гончаров на пороге кабинета не появился. Не пришел он и через час, когда она наконец принялась за работу, а дом заполнился людьми. Сегодня вечером ожидался закрытый дипломатический прием, все следовало подготовить, и она должна быть среди флористов и оформителей, нужно контролировать процесс, ведь в этом заключалась ее прямая обязанность! К тому же вот-вот должны подъехать представители посольства, Юле следует собраться. Выходить из кабинета было страшно, но Матвея не было на первом этаже, и Шарапова, выдохнув, включилась в работу.

Перед приемом, проверив в последний раз, все ли готово, девушка поднялась на второй этаж, оставив за собой небольшую светлую комнату на женской половине дома, чтобы переодеться, обновить макияж, изменить прическу. Времени было не так много, но она умела собираться быстро, если того требовали обстоятельства. Вот и сейчас она переоделась в черное платье, расшитое серебром, которое опускалось чуть ниже колена, а на талии было перехвачено тонким ремешком. Оно оставляло руки открытыми и закрывало шею, зато посреди, меж грудей, имелся разрез, придающий наряду некоторую соблазнительность. Сунув ноги в замшевые лодочки, девушка прошлась расческой по волосам, которые оставила распущенными, заколов их с одной стороны серебряным гребнем, украшенным речным жемчугом. Из драгоценностей это было единственное, что Юлька себе позволила. Освежив макияж, она нанесла на запястья капельку духов и покинула комнату, собираясь встречать гостей с представителями посольства, лишь догадываясь о местонахождении Гончарова.

Однако уже на середине лестницы Юля услышала его голос. Спустившись ниже, смогла лицезреть и его самого. Мужчина смеялся, о чем-то увлеченно разговаривая с представителями дипломатического корпуса. Одет он был согласно протоколу, в черный строгий костюм, белую рубашку и галстук. Волосы привычно зачесаны назад, оставляя лицо открытым. Судя по всему, он собирался принять участие в мероприятии, и Юля не могла ему это запретить. Он молча кивнул ей, пропуская вперед, и ей пришлось ответить тем же. За весь вечер они не обменялись и словом, хотя не единожды оказывались рядом.

Дипломатический раут получился приятным, немноголюдным, наполненным классической музыкой, шампанским, ароматом цветов, мерцанием свечей, блеском бриллиантов и интересными разговорами. На ужин подавали запеченного осетра, омаров и устриц на льду.

Юля любила бывать на таких закрытых приемах, которые периодически устраивались в Сиренево. Но сегодня присутствие Гончарова отвлекало, напрягало и не давало насладиться атмосферой. То и дело оглядывая украдкой зал, она искала мужчину в толпе и, чувствуя его присутствие, подавляла желание обернуться. Все ее мысли в этот вечер были прикованы к нему, а посему не получалось сосредоточиться на разговоре. Она улыбалась, вежливо кивала, но если б спросили ее, о чем говорят, вряд ли смогла бы ответить. Она хотела и не хотела, чтобы Матвей подошел к ней и разрушил стену отчужденного молчания. Он не уехал, и девушка понимала, возможно, то, что произошло утром, стало страшным недоразумением. Она все не так поняла, а он в ответ наговорил ей всякого. Может быть, она была неправа, но подойти и извиниться не позволяла гордость. И потом, всему происходящему все равно придет конец, так пусть уж лучше сейчас.