Когда развеются миражи

А меж тем на тарелках появилось куриное карри с шампиньонами, источающее божественный аромат, к нему чапати и фрукты, сок, вино. Пока Матвей, Ариан и Аделина ломали голову, какие же приборы использовать, Юля, не церемонясь, взяла в руки лепешку и, обмакивая ее в карри, стала есть. В Индии ели руками, это не считалось неприличным. Аделина, не сказав ни слова, последовала примеру Шараповой, а за ней и мужчины.

Ужин затянулся. И, несмотря на усталость, перелет и трудную дорогу, расходиться не спешили. Домработница давно убрала со стола и принесла девушкам чай с молоком, который назывался малагой, а к нему десерт — молочную помадку с кешью, которой они с удовольствием полакомились. Мужчины предпочли бренди. Они оживленно что-то обсуждали. Девушки около часа поддерживали весьма занимательную беседу ни о чем. Потом Аделина, пожелав всем спокойной ночи, поднялась к себе. Юля незамедлительно последовала ее примеру. И в своей комнате смогла свободно вздохнуть. Предполагая, что муж еще долго будет занят бренди, сигаретами и обществом друга, Шарапова, не торопясь, приняла душ, переоделась в шелковую пижаму цвета мокрого асфальта, отделанную тонким кружевом. Закрутила волосы на макушке в узел, сунула ноги в комнатные тапочки, набросила на плечи шаль, раздвинула створки окна и вышла на просторную террасу.

Влажный, прохладный воздух, наполненный запахом хвои, сырой земли, далеких ледников и неведомых цветов, принял Юльку в свои объятия. Она поежилась, плотнее закутавшись в шаль, и подошла к балюстраде. Давно перевалило за полночь. В саду стояла звенящая тишина. Слабый шорох, вздох, даже дыхание здесь могло показаться оглушительным. Фруктовые деревья были еще голыми, и сквозь замысловатые узоры их ветвей ей виделись причудливые и величественные очертания гор. Свет, рассеивающий ночь, как будто отражался в заснеженных далеких вершинах. Ночь не была темной, хотя и луны не было видно. Сначала девушка даже решила, что это отблески снежных вершин рассеивают темноту, а потом подняла глаза и все поняла.

Она никогда раньше не видела такого звездного неба. Звезды источали свет и рассеивали темноту ночи. Они мигали разноцветными огоньками, дрожали и вспыхивали, походя на волшебный восточный ковер какого-нибудь древнего махараджи, расшитый драгоценными камнями. Никогда прежде не приходилось девушке видеть подобного завораживающего зрелища. Это было каким-то невероятным светопреставлением, от которого невозможно оторвать глаз. И, позабыв обо всем на свете, Шарапова смотрела на небо.

И вдруг всплеск воды нарушил тишину. Он прозвучал слишком громко, заставил Юльку вздрогнуть и очнуться.

Перегнувшись через балюстраду, она взглянула вниз и увидела, что мерцающие звезды отражаются в воде. За домом, в саду, был бассейн. Он будто нависал над склоном, поросшим деревьями, и вода переливалась через край при малейшем всплеске.

— Чудная ночь, не правда ли, дорогая? — донесся до нее голос мужа.

Скользнув взглядом по поверхности воды, Юля увидела его силуэт. Облокотившись на край бортика, он курил и смотрел на нее.

— Такое звездное небо! Никогда не видел подобного. Впрочем, я давно вообще звезд не видел. Думается, над Москвой они и вовсе уже не светят. Газы, копоть и электричество их просто уничтожили. А тут такая благодать. Кстати, чисто случайно наткнулся на бассейн. Вышел покурить, решил пройтись вокруг дома и не смог избежать соблазна. Представляешь, вода здесь с подогревом. Этот бассейн — лучшее, что есть во всей нашей поездке, честное слово! Кстати, ты еще долго будешь там стоять? Спускайся, — скомандовал он.

Юлька отшатнулась от балюстрады.

— Матвей, я устала и иду спать! — ответила она.

— Да ни фига ты не устала. Я ведь наблюдал за тобой. Если бы не случайный всплеск воды, ты бы до утра так и простояла, глядя на звезды! Я говорю, иди сюда! И захвати мне стакан бренди! Хочу выпить.

Спорить с ним было бесполезно. Юля видела, муж уже выпивший. Причем в той стадии, когда вроде и много, но еще не предел. Девушка знала это его состояние и помнила, каким жестоким, злым и саркастичным он становится. Разговаривать с ним, спорить в таком состоянии себе дороже. В таких случаях, а они бывали, Матвей словно преследовал единственную цель — сделать ей больно, нет, не физически. Хотя потом все и заканчивалось постелью, где царила темная страсть, граничащая с жестокостью, и не было ни капли нежности. И Юля не могла точно сказать, чего было больше — удовольствия или боли.

Для нее оставалось непонятным, за что он наказывает ее. Впрочем, утром он извинялся и был, как всегда, вежлив, предупредителен, заботлив, обаятелен и далек. И если у Шараповой порой и возникало желание задать ему этот вопрос, взгляд темных и непроницаемых, как ночь, глаз останавливал. Возможно, она боялась услышать что-то циничное относительно ее персоны и принадлежности к роду Четвертинских или, наоборот, страшилась узнать правду. Как бы там ни было, она опять предпочитала прятаться за молчанием.