Когда Родина отвергает сыновей. История выживания за линией фронта

Такие события происходили снова и снова. Один за другим исчезали друзья моего отца. Потом беда добралась и до нашего дома, когда брат моего отца был арестован и сослан «без права переписки». Это означало расстрел. Он был профессором физики и математики, и каким-то образом его обвинили в предательской деятельности. Это могло быть что угодно. Может, он посетил лекцию кого-то, кто критиковал Ленина во время Гражданской войны. Может, он получил письмо от кого-то не того. Может, он на кого-то не так посмотрел. Что бы это ни было, весь университет тоже оказался виновным, потому что вслед за ним были арестованы директор и весь факультет. Моей двоюродной сестре сказали, что ее отец враг народа, и вывели из аудитории. Ей сказали: «Тебе нельзя тут находиться. Ты не можешь посещать университет».

Потом террор приземлился прямо у меня в комнате. Исчез мой любимый папа. В течение двух недель мы понятия не имели, где он. Потом каким-то чудом он появился. Мы никогда об этом не говорили, но он срочно оставил свою высокооплачиваемую работу частного адвоката и через три месяца безработицы нашел позицию адвоката в правительственном учреждении. Я был страшно напуган, когда он исчез без какого-либо объяснения. Все молчали. Мы стали бояться, что любое наше слово может быть неверно истолковано, может быть подслушано каким-нибудь секретным осведомителем. В это безрадостное время мой отец целыми ночами сидел в гостиной, и слышно было, как он снова и снова глотает водку.

Однажды, проснувшись, я услышал шепот: «…шшш, шшш, – шепот, шепот… – кого-то убрали… кого-то убрали… Тухачевский…». Вы боитесь громко говорить… даже сказать, что их нет… все ведут себя как будто все в порядке. Так и должно быть. Через два-три дня газеты полны: «…враги народа, предатели, связались с немецкими шпионами, продавали русские секреты».

Как я помню, огромные портреты четырех очень знаменитых советских генералов украшали высокие серые стены моей школы. Ленты, медали, звезды и медные пуговицы блестели на их мундирах. Они пристально смотрели немного вверх. Их гладкие волосы были зачесаны назад. Однажды, когда я был в десятом классе, я шел в школу, и стены были пусты. Эти генералы перестали существовать. Никто не спрашивал, почему убрали портреты, и никто ничего не объяснял. Потом их объявили «врагами народа».

В том же году, посреди всех этих потерь, я встретил красивую девочку Катю, которая стала моей подружкой. Ее отец, командующий бригадой на Кавказе, был арестован, и с тех пор его никто не видел. Поскольку у ее мамы были тут друзья, они переехали в Нижний, и Катя оказалась в моей школе и в моем классе. Я в нее по уши влюбился. Потом Катя с мамой переехали в Ленинград, и я был безутешен. Во время войны они там попали в блокаду.

Однажды я сам видел, как человек исчез. На нашей улице жил сумасшедший. Когда он шел по тротуару, он мог топнуть правой ногой по дороге, и разразиться самым непристойным матом при всех – мужчинах, женщинах, детях. Ему было без разницы. Этого человека все боялись. Его звали Яков Гальперин. Говорили, что он был евреем, героем Гражданской войны и что он потерял рассудок после нескольких допросов у белых. Мои родители достаточно хорошо его знали, потому что всегда останавливались с ним поговорить. Он разговаривал как нормальный человек, но время от времени мог топнуть правой ногой, жутко выругаться и продолжал говорить как ни в чем не бывало. Я не думаю, что он был сумасшедшим.

Его жизнь закончилась неожиданно. Владимир, бывший офицер Красной армии, узнал Гальперина, когда тот выходил из трамвая, и рассказал следующую историю. Во время Гражданской войны он с другими красными попал в плен к белым. Их приговорили к расстрелу ранним утром на следующий день. Владимир был тяжело ранен и притворился убитым. Когда он там лежал, он видел Якова Гальперина, стрелявшего по тем, кто еще шевелился. Владимир заявил о нем в ЧК, и его забрали.

Хоть я и не все понимал, я знал, что происходит что-то плохое. Раз или два в месяц мы видели, как колонны арестантов проходят через город, как их сажают в поезда и увозят. Внезапно начали пропадать папины друзья. Помню, как мы однажды пошли в гости к очень хорошему другу и обнаружили, что их квартира опечатана. Соседи нам сказали, что ночью пришли люди, арестовали их и увезли и что им нельзя ни звонить, ни писать. Вы приходите в гости к друзьям, а их нет! Где они? В сибирских лагерях. Почему они там? Кто знает? Это могло быть что угодно или ничего. Через несколько лет они вернулись. Он потерял все зубы. Она потеряла почти все волосы. Они были в ужасном состоянии.

Я помню, на улицах появились толпы нищих. Так много я их раньше не видел. Женщина с ребенком подходила к нашему окну.

– Пожалуйста, кусочек хлеба. Пожалуйста, кусочек хлеба.

Няня давала им сколько могла. Мама работала, папа работал. Но потом, очень скоро, наши собственные запасы стали иссякать.