Когда Родина отвергает сыновей. История выживания за линией фронта

Разные люди исчезали и почти никогда не возвращались. Тс-с-с. Кого-то забрали. Никаких объяснений. Я инстинктивно чувствовал, что не нужно спрашивать, что случилось. Наверное, они плохо поступили. Я вроде и не был запуган, но вопросы без ответов отступали в подсознание и проявлялись в чувстве осторожности и привычке молчать. Мы принимали эту жизнь. С одной стороны, мы верили пропаганде, но при этом старались не высовываться, а то можно было самому попасть под расстрел. Я играл с друзьями в бильярд и шахматы и читал и перечитывал любимые книжки.

В 1939 году наш дом конфисковали и поселили в нем членов партии. Нам оставили две комнаты, а кухню сделали общей. Мама не могла этого перенести, и мы обменялись с другой семьей. Они получили две комнаты в большом кирпичном доме, а мы перебрались в маленький домик, который был целиком наш. Няня осталась в старом доме.

Вскоре после переезда случилось так, что я шел недалеко от старого дома и упал в обморок прямо на улице. Мне повезло, что как раз в это время няня возвращалась из церкви и увидела несколько человек возле лежащего мальчика.

– Это мой мальчик, – сказала она.

Ей помогли занести меня к ней в помещение… в комнату, где я вырос. Это было как вернуться домой. Тут я чувствовал себя дома больше, чем на новом месте. Я проснулся в ее кровати, и она ухаживала за мной две недели. Все это время она спала на полу. Доктор сказал, что у меня легочная инфекция, вероятно пневмония.

Пропаганда

Правление Сталина становилось все более жестким. По мере эволюции его безумного режима в нашем доме росло напряжение. Мама курила короткие русские папиросы одну за другой. Новая экономическая политика была отменена. Застолья с друзьями ушли в прошлое. Все силы были направленны на промышленное развитие.

Мы снова и снова слышали про Павлика Морозова, 13-летнего мальчика, который донес в ГПУ на своего папу-кулака. Папу арестовали и расстреляли, а Павлика убили в семье. Теперь Павлика объявили советским мучеником и героем, примером для всех нас. Сын, предавший отца во имя Сталина, занимал очень важное место в официальной пропаганде.

Мы все время слышали о великолепии Советского Союза и его участии в огромной программе строительства, нацеленной на экономический и духовный рост советских людей. Мы слышали про заводы, мосты, электростанции, корабли и железные дороги, шахты и про миллионы счастливых рабочих. Один и тот же ровный глубокий баритон заполнял эфир:

– У нас есть план.

– В Америке работают без плана.

– У нас посевная кампания.

– В Америке уничтожают урожай.

– Мы расширяем производство.

– В Америке сокращают производство и увеличивают безработицу.

– Мы производим необходимое.

– В Америке сотни заводов переводят материалы и энергию на выпуск ненужных вещей.

Каждый день этот человек часами транслировался по проводам через большую радиоточку над пианино в гостиной. Иногда я слышал, как великий учитель сам произносит особенно важную речь. Это случалось редко. Я не помню, чтобы меня вдохновлял его сухой невыразительный голос. Иногда мы слышали новости, иногда музыку Мусоргского или Бородина в исполнении Московского симфонического оркестра. Но обычно это был диктор из Москвы с таким ровным голосом.

Мы без конца слышали пропаганду начавшейся в 1928 году коллективизации. Нам сообщили, что крестьяне, особенно кулаки, не поддержали коллективизацию, и теперь считаются врагами государства. Мы ничего не знали о жутком голоде в сельской местности. Никто не спрашивал, что происходит с крестьянами на этой огромной, почти вполовину земного шара, территории с востока на запад. Только через много лет я узнал, что миллионы крестьян в ходе коллективизации погибли.

Вера

Папа уходил из дома каждый день в восемь утра и возвращался только в полночь. Я рос под очень сильным влиянием мамы. Она требовала, чтобы все было как она хочет, и мы все время скандалили. Если я не хотел делать домашнее задание или, скажем, что-нибудь разобью, она доставала плетку для своих породистых спаниелей, тонко сплетенный кожаный ремень, сужающийся на конце. В любом случае она брала верх.

Однажды она с этой плеткой попала в беду. К нам приехала моя 13-летняя сводная сестра Вера. Планировалось, что она пробудет до конца учебного года. Меньше чем через две недели разразился жуткий скандал. Мама велела ей штопать носки, а она отказалась. Мама в ответ стала кричать:

– Ты живешь в этом доме! Ты член семьи! Ты должна помогать!

Когда Вера и после этого отказалась помочь, мама отхлестала ее своей плеткой. Вера пожаловалась на маму социальному работнику в школе, который сразу пришел к нам в дом и сказал:

– Это жестокое обращение с ребенком. Если это не прекратится, мы вас арестуем.

Той ночью мама орала на папу:

– Убери отсюда эту девчонку. Я не хочу иметь с ней никакого дела, вон!

Ответа «нет» она, конечно, не принимала. Вера уехала. Я был доволен. Но еще я был доволен, что мама получила предупреждение.