«Посмотри на себя… Тебе тридцать один год, – сказал он вслух своему отражению. – Еще раз, придурок. Тридцать один долбаный год. Сейчас ты вернешься в комнату и включишь телефон. Зайдешь на фейсбук и примешь эту ситуацию такой, какая она есть. Пистолет все так же на верхней полке в шкафу. В коробке из-под обуви. Он всегда готов выполнить свое предназначение. И если тебе не суждено быть в этом мире, то просто позволь ему сделать свою работу».
С телефона читать сообщения легче – они воспринимаются как-то менее серьезно, что ли. Поэтому Стив последнее время не писал Эмме с компьютера.
Стив увидел цифру «1» на иконке сообщений. Значит, она прочитала. Значит… она ему что-то ответила.
Стив ощущал, как быстро заколотилось его сердце. Он закрыл рот одной рукой, а второй нажал на иконку с сообщениями. Пока телефон загружался, зубы начали стучать, а сделать вдох становилось все тяжелее. В голове уже не осталось места рассудку. Ему было хреново, и если бы он мог сейчас думать, то захотел бы умереть.
Эмма ответила:
Стив тут же написал:
Над следующим ответом он уже немного подумал:
Стив лег на диван и закрыл глаза. Ему чуть-чуть полегчало. Проблема стала их общей.
Прошел день. Стив вернулся с работы и держал в руках телефон. Никаких новых сообщений от Эммы не приходило. Она предложила во всем получше разобраться. И сначала Стив воспринял это, как что-то хорошее. Через несколько часов он задался резонным вопросом: «Разобраться – это как? Как, черт возьми, должен происходить этот процесс?». У него к ней чувства, и он был уверен, что они никуда не денутся, даже если она окажется самой грязной проституткой за всю историю существования планеты Земля. Стив понимал, что он должен что-то делать. Иначе все пропало, как будто ничего и не было.
Есть только один способ узнать, что сейчас в голове у Эммы, – посмотреть ее твиттер. Все свои переживания она оставляла в микроблоге, словно выполняла задание не совсем компетентного психолога. И от этой кладовки мыслей Стива отделяло всего лишь нажатие на значок голубой птички. Еще вчера он хотел, чтобы отныне все мысли Эммы он узнавал непосредственно от нее самой. Но сейчас это казалось такой глупостью, что ему даже было стыдно за себя.
Он открыл твиттер – ни на кого, кроме Эммы, он не был подписан, и ее записи сразу же отобразились в новостной ленте. За сегодняшний день только пара ненавистных постов о ее колледже – обычное дело. А вот что она написала вчера:
Стив улыбнулся. Потом даже попытался истерически рассмеяться, но осознал, что это вовсе не то, чего требует его обезумевший мозг. Ему захотелось заплакать, зарыдать во всю глотку, чтобы каждый житель пятиэтажного дома на Блумингтон-стрит вызвал полицию, скорую, взял в руки кухонный нож или что-то покруче и крепко запер свою дверь. Потому что происходящее со Стивом – это страшно. И очень опасно не только для него, но и для всех, кто может попасться под руку.
«Сраная шлюха!» – прокричал он и ударил кулаком по стене. Потом еще раз и еще, пока костяшки не загорелись от боли.
«Мразь! Я ненавижу тебя, ненавижу!» – продолжал он истерику.
Если бы Эмма стояла сейчас перед ним и произнесла то, что она написала в том твите, – он бы ее задушил. Сжимал бы шею, ощущая, как последние силы покидают ее тело, а отчаянное сопротивление сменяется безразличием. И это бы казалось настолько приятным и правильным, что он бы даже не попытался спрятать ее труп. Жирная точка в их истории. Бездыханное тело Эммы и Стив, лежащий рядом с простреленной головой. Но Эммы здесь не было. Только он один.
«Ладно, ладно. Предложила во всем разобраться – давай разбираться», – Стив опять взял телефон и написал Эмме в фейсбуке:
Через пятнадцать минут она ответила: