Я нередко замечал, что прислуга священников как класс отличается крайне низким интеллектом. Не знаю, отчего так повелось: то ли добрые люди из сострадания дают работу тем, кого не наймет никто другой, то ли из бедности берут к себе тех, кто дорого не запросит, а может, сама прислуга от непрерывного укрощения плоти утрачивает необходимые навыки или же, не выдерживая постоянного сравнения с носителями высочайшего благочестия, мало-помалу теряет рассудок. Как бы то ни было, чаще всего мое наблюдение подтверждается. Впрочем, хозяйство отца Мэтера служило исключением из общего правила. Конечно, и там не обошлось без слабоумного паренька-макуши, который во время еды вечно просовывал свою круглую, как луна, физиономию в дверной проем и клянчил табак, но этому доверяли только подсобные работы во дворе. Зато две вдовы-индеанки, которые готовили, плели гамаки, выгоняли цесарок из спален и по большому счету «вели дом», не вызывали ни малейших нареканий. Равно как и Дэвид Макс-и-Хунг, главный над всеми вакерос. Этот благочестивый и умелый юноша свободно владел английским, португальским и двумя индейскими языками. Сам наполовину китаец, наполовину индеец-аравак, в жены он взял бразильянку. Во время моего приезда Дэвид находился на выгоне (каждое ранчо всегда отправляет на выгон своего представителя, чтобы тот опознавал собственный скот и не допускал разбойного клеймения); именно по причине его отсутствия мое пребывание на ранчо приятно затянулось: в первый же вечер отец Мэтер сказал, что в это время года о моих планах добраться до Боа-Висты на каноэ можно забыть. Однако туда нетрудно добраться верхом, а по возвращении Дэвида я могу рассчитывать на лошадей – и на самого Дэвида в качестве проводника. Потому-то я и остался, радуясь отдыху и ежечасно узнавая от отца Мэтера все больше и больше об этой местности.
С моей точки зрения, жизнь на граничащих с Бразилией землях – это уникальный опыт для подданных Британской империи. От горы Рорайма до реки Курантин, то есть на протяжении около пятисот миль, располагается единственный оплот британской государственности – Бон-Саксес, которым превосходно руководит мистер Мелвилл, наполовину индеец, женатый на бразильянке. Далее ближайшее представительство империи можно найти только в Боа-Висте. Здесь, в Бон-Саксесе, нет ни флагов, ни военных, ни таможни, ни паспортного контроля, ни иммиграционных формальностей. Индейцы, скорее всего, даже не берут в толк, на территории какой страны находятся: они бродят туда-сюда через границу Бразилии и Великобритании так же спокойно, как до эпохи Уолтера Рэли[147]
.На всей территории есть только один магазин, да и тот разделен пополам: одна половина находится в Бразилии, другая – в Британской Гвиане. Владеет этой торговой точкой португалец, сеньор Фигейреду. На своем берегу реки он продает товары бразильского происхождения – скобяные изделия, боеприпасы, спиртное различных неудобоваримых сортов, сахар и фарин, в небольших количествах – консервированные фрукты, сласти, табак, конскую упряжь и подержанные вещи, выкупленные у разорившихся скотоводов; на британской же стороне португалец предлагает товары джорджтаунского производства, преимущественно мужскую и женскую одежду, мыло, различные масла для волос, которые пользуются широким спросом в узком кругу особо просвещенных индейцев, и патентованные лекарственные средства с броскими гравированными этикетками и под незнакомыми названиями: «Решительная регенерация от Редвейс», «Канадское целебное масло», «Растительный продукт от Лидии Пинкхэм». Если бразильцу потребуются товары с британской стороны (и наоборот), то страждущий вместе с мистером Фигейреду переправится через реку и купит все необходимое. Любые обвинения в контрабанде предъявляются покупателю.
Однажды мы с отцом Мэтером пошли завтракать к сеньору Фигейреду. Он подавал нам блюда одно за другим: тушеное тассо с рисом, молотое тассо с фарином, парную говядину с бататом, парную свинину, яичницу, бананы, консервированные персики и ликер «Крем де какао» местного разлива. На время нашего завтрака он выпроводил из дома всех женщин, за исключением красавицы-дочери, которая прислуживала за столом. После завтрака мы направились в магазин, где сеньор Фигейреду легко и незаметно превратился из гостеприимного хозяина в лавочника: он перелез через прилавок и любезно обосновал цену на кофе. В радиусе двухсот миль у него нет ни единого конкурента, так что цены в его магазине заоблачные, но при этом живет он скромно, ходит всегда в старой пижаме, а для работы по дому привлекает родню.
Через неделю Дэвид – учтивый, безупречно деловой молодой человек в очках – вернулся с выгона и сразу же взялся за организацию моей поездки в Боа-Висту.
К нам присоединился и шурин Дэвида, бразилец Франсиску; мы распределили поклажу, причем не слишком равномерно: на долю моей лошади пришлись только гамак, одеяло и комплект сменной одежды. Первого февраля, сразу после завтрака, мы выдвинулись по направлению к границе. Солнце пряталось за тучами, накрапывал мелкий дождик.