Когда шагалось нам легко

Более тесное знакомство с городом никак не помогло их восстановить. Весь город состоял из широкой главной улицы, по которой мы пришли, двух параллельных второстепенных улиц и под прямым углом к этим – еще из четырех-пяти. Стоило пройти по любой улице с четверть мили, как она разветвлялась на множество запутанных пешеходных троп. Все городские дороги назывались авенидас и носили имена политических деятелей местного пошиба. Задуманный с претензией, просторный, прямоугольный город зиял незастроенными участками. Магазин был в единственном числе, хотя и довольно крупный, чуть больше и богаче, нежели у Фигейреду, а довесками к нему – десятка полтора захудалых торговых лавчонок; незастекленная рекламная тумба обещала услуги цирюльника-хирурга: укладку волос для дам, удаление зубов, а также исцеление от венерических заболеваний; виднелись полуразрушенный дом, где жили монахини, открытая всем ветрам школа, где трясущийся в лихорадке учитель монотонно бранил огромный класс равнодушных малолетних сорванцов; радиоузел и небольшая хибара, где за неимением почты принимали письма; работало два трактира: тот, что на главной улице, представлял собой сарайчик, где подавали фарин, бананы и рыбу, а перед ним, под деревом, жались три столика; вечерами здесь собиралась горстка любителей выпить кофе при свете единственного фонаря; второй, тот, что в переулке, выглядел более привлекательно. Там был бетонированный пол, был даже прилавок для продажи сигарет и орехов: завсегдатаям предлагался комплект домино, а помимо кофе – теплое пиво по грабительской цене.

Не считая бенедиктинского приората, единственным местом, в определенной степени претендовавшим на великолепие, была церковь – современное здание в желтую и оранжевую горизонтальную полоску, богато украшенное бетонной лепниной; снаружи висели старые колокола, а внутри были оборудованы три роскошных алтаря с украшенными вышивкой завесами и покровами; запрестольные перегородки радовали глаз резьбой, статуи – величиной и яркой раскраской, пестрели искусственные цветы, сверкали полированные подсвечники, выставляли напоказ свою роспись деревянные скамьи, на мраморной купели огромными буквами читалось имя крупнейшего городского торговца, наличествовала фисгармония – все новенькое, чистое, как в больнице, – и ни одной курицы или свиньи во всем здании. Я поинтересовался, какая благотворительная организация сделала возможным постройку такого дорогостоящего храма, и в ответ услышал: как и многое другое, храм появился «во времена Компании».

В городе мне удалось найти лишь одного говорящего по-английски человека: им оказался исключительно необаятельный субъект, внебрачный сын известного человека из Джорджтауна, с которым я познакомился в рождественские дни. Между мною и его сыном сейчас установилась лишь очень хрупкая связь, поскольку молодой человек признался, что ненавидит своего отца и не раз подумывал его застрелить.

– Я теперь женат и ровно пять раз обращался к нему с просьбой о деньгах, но ответа так и не получил.