Когда шагалось нам легко

Барабан умолк, и люди тоже хранили полное молчание, пока гранд-камергер зачитывал указ. Читал он очень громко и отчетливо. В конце раздались три скоординированных взрыва аплодисментов. Затем мужчины бросились ко дворцу; это произошло неожиданно и спонтанно. Они хотели видеть императора. У большинства были сабли и винтовки. Яростно размахивая оружием, они устремились на маленькую группу фотографов, а те, напуганные до полусмерти, стали удирать в безопасное место, таща за собой, насколько возможно, свое громоздкое оборудование. Толпа поймала бедного мистера Просперо, сбила его с ног и поколотила, не так чтобы со зла, а просто потому, что он попал под горячую руку. В конце концов кто-то со смехом помог ему подняться на ноги, но тот успел получить травмы острыми предметами.

Наверху указ зачитывался журналистам на французском языке доктором Лоренцо. Из-за гвалта его не было слышно. Миниатюрным черным памятником он стоял на стуле, требуя внимания. Очень много шума исходило от самих журналистов. Мне редко доводилось их видеть в более неприглядном виде. У доктора Лоренцо в руке была пачка экземпляров указа. Журналисты не хотели слушать чтение Лоренцо. Они хотели заполучить свои экземпляры и рвануть с ними на телеграф. Лоренцо все время выкрикивал на французском: «Господа, господа, мне надо сказать вам нечто очень важное».

Он держал бумаги над головой, а журналисты подпрыгивали, пытаясь их выхватить, как плохо воспитанные дети на рождественском празднике.

Солдаты тем временем довели себя до состояния неистовства и пробивались сквозь ряды журналистов, рыча во всю глотку.

Лоренцо провел с десяток из нас во дворец, где относительно упорядоченно смог сделать для нас второе объявление. Он сам явно испытывал глубокое потрясение; его маленькие черные ручки дрожали под накрахмаленными белыми манжетами.

– Его величество сегодня получил телеграмму от раса Сеюма из Тыграя, – сказал он. – Сегодня на восходе солнца четыре итальянских военных самолета пролетели над Адуа и Адди-Гратом. Они сбросили семьдесят восемь бомб, вызвав большие человеческие жертвы среди гражданского населения. Первая бомба разрушила больницу в Адуа, где укрывались многие женщины и дети. Одновременно итальянские войска вошли в провинцию Агаме, где сейчас идут ожесточенные бои.

Не успели мы отправить свои телеграммы, как общее возбуждение почти сошло на нет. После полудня ликующая толпа рассеялась и тихонько подремывала в своих тукалах. На греко-итальянской продуктовой лавке закрепили ставни и поставили перед ней охранника, а в это время у задней двери журналисты бились с представителями французской миссии за право купить последние банки икры.

Всю вторую половину дня мы катались по городу в поиске «инцидентов», но везде была тишь да гладь. Новости о бомбардировке Адуа успели разойтись по всем базарам, но, видимо, не вызвали особого волнения. Уж очень далеко был этот город, Адуа. Из Аддиса почти никто в Адуа не ездил. Знали, конечно, что это название города, где сорок лет назад белых так славно покромсали на куски[165]. Там обитали тыграйцы, народ, который жители Аддиса недолюбливали.