Когда шагалось нам легко

К этому времени мы явно сделались в тягость нашему провожатому и по этой причине, после длительного обмена любезностями и заверениями в дружеских чувствах, решив больше его не обременять, направились в европейский квартал. Там мы взяли такси, чтобы посетить какой-нибудь ночной клуб. Водитель отвез нас в «Пероке»[36], где было не протолкнуться от бросавшихся серпантином молодых людей в галстуках-бабочках. Мы ожидали несколько иного, а поэтому направились за город, в Гизу, на другой берег реки. Здешнее увеселительное заведение называлось «Фантазио»; у входа гостей встречал швейцар в шикарной ливрее.

Однако наши опасения по поводу непозволительной роскоши этого заведения развеялись уже в вестибюле, где стояло множество игровых автоматов. Столики разделялись невысокими деревянными перегородками, создававшими впечатление загонов для скота; зал на три четверти пустовал. На сцене молодой египтянин скорбным тенором выводил мелодию, напоминавшую литургическое песнопение. Это выступление длилось, с краткими перерывами, все то время, что мы провели в зале. В одной из выгородок сидел колоритный старый шейх, вдрызг пьяный.

После получаса, проведенного в «Фантазио», даже у Денниса поубавилось энтузиазма в отношении ночной жизни, а потому мы наняли открытый экипаж и под звездным небом покатили обратно в «Бристоль и Нил».

Незадолго до Пасхи врачи объявили, что Джулиет готова к выписке, так что мы собрались в дорогу и отправились из Порт-Саида в Каир. Но перед отъездом распрощались с новыми знакомыми самого разного толка, которые нас привечали. Не ограничиваясь беглым современным прощанием, мы совершили весьма торжественный обход их домов и в каждом оставляли пачечку визиток с пометкой «р.р.с.»[37] в углу. На торжественных ужинах в Порт-Саиде мне доводилось слышать уничижительные замечания в адрес тех, кто пренебрегает подобными знаками вежливости.

Поездка наша лишила душевного равновесия одну только Джулиет, не привыкшую к манере поведения носильщиков-египтян. Они набрасываются на любой багаж, словно вестминстерские школьники – на блины в последний день Масленицы, с той только разницей, что здесь каждый стремится ухватить добычу поменьше: победителем в этой схватке оказывается тот, кто выбирается из кучи-малы с пачкой газет, ковриком, надувной подушкой или небольшим атташе-кейсом. В итоге багаж одного пассажира распределяют между собой шестеро, а то и семеро носильщиков, и все громогласно требуют чаевые при погрузке этой поклажи в поезд или такси. Джулиет впала в ступор, увидев, как мы с ее мужем бросились защищать свое имущество при помощи зонта и трости; когда первая атака была отражена и нападавшие поняли, что нас голыми руками не возьмешь, мы сумели распределить весь багаж между двумя претендентами и с достоинством продолжить путь.

Поскольку для полного восстановления сил Джулиет нуждалась в сухом воздухе пустыни и высоком уровне комфорта, мы забронировали номера в «Мена-хаусе». Туда ведет прекрасное скоростное шоссе, но на обочине зачастую приходится видеть разбитую гоночную машину, а то и не одну, так как египтяне, в особенности состоятельные, известны своим безрассудным обращением с любыми механизмами. При транспортировке Джулиет нам попались на глаза следы двух аварий, причем одна из машин вылетела на пару сотен ярдов от шоссе, на огуречные грядки, где двое феллахов недоверчиво разглядывали обломки. К пирамидам подвозят вечно переполненные, тихоходные вагончики, которыми практически не пользуются ни европейцы, ни американцы. На конечной остановке пассажиров встречают толпы драгоманов, а также множество предлагаемых напрокат верблюдов и мулов; тут же располагаются греческое кафе, киоск с видовыми открытками, фотоателье, сувенирная лавка, торгующая амулетами в виде скарабеев, и сам отель «Мена-хаус». Это внушительное здание в псевдовосточном стиле окружено прекрасным необъятным парком. До пирамид всего четверть мили ходу; они поражают уже одними своими размерами и славой; это было необыкновенное ощущение – жить вблизи легенды; с ним может посоперничать разве что зрелище принца Уэльского за соседним ресторанным столиком: ты делаешь вид, будто ни сном ни духом не ведаешь о его присутствии, а сам исподтишка поглядываешь: неужели он и вправду здесь? В садах буйствовали сочные зеленые и лиловые покровы всех оттенков. Вокруг здания эти ковры прижимались, будто викторианскими пресс-папье, цветочными клумбами, пестревшими ослепительной яркостью; позади тянулись, насколько хватало глаз, длинные аллеи: окаймленные канавками с проточной водой, они терялись среди цветущих декоративных и плодовых деревьев, источающих неодолимый аромат; тут и там высились изгороди из кактусов и возникал маленький восьмиугольный вольер для птиц; за этой красотой следили бесчисленные садовники в белом, которые отрывались от работы, чтобы поклониться каждому гостю и предложить бутоньерку на лацкан.