Когда шагалось нам легко

Живу я в Английском клубе. Каждый день с рассветом просыпаюсь от жары; лежу в полном изнеможении под противомоскитной сеткой и обливаюсь потом; мне требуется время, чтобы собраться с духом и перевернуть подушку сухой стороной кверху; потом приходит бой с чаем и ломтиками манго; какое-то время лежу без одеяла, в ужасе от предстоящего дня. Все движения приходится выполнять очень медленно. Потом я безвольно погружаюсь в сидячую ванну с холодной водой, но уже наперед знаю, что, не успев обсохнуть, тотчас покроюсь каплями пота. Одеваюсь в несколько подходов. В этом городе принято носить длинные брюки на подтяжках, пиджак, сорочку с галстуком-бабочкой, носки, ботинки из оленьей кожи – весь комплект. Управившись с половиной этого списка, я опрыскиваю голову одеколоном и сажусь под электрический вентилятор. В течение дня неоднократно повторяю эту процедуру. В такие моменты жизнь становится мало-мальски сносной. Иду завтракать. Буфетчик, уроженец Гоа, предлагает мне яичницу с беконом, рыбу, джем. Я ограничиваюсь папайей. Потом иду в библиотеку и читаю книги по местной истории. Пытаюсь закурить. Вентилятор сдувает хлопья тлеющего пепла на мой костюм, а курительная трубка, раскалившаяся на жаре, обжигает пальцы. Через открытое окно едва ощутимый ветерок приносит с улицы запахи гвоздики, кокоса и гнилых фруктов. Вчера вечером в порт зашло грузовое судно. Я посылаю боя в банк справиться о моей почте; для меня по-прежнему ничего нет. Делаю заметки об истории Занзибара; чернила растекаются в лужицах пота, капающего на лист бумаги со лба; на страницах учебника истории остаются потные отпечатки моих пальцев. Картотека рассыпалась, и теперь вентилятор гоняет формуляры по библиотеке. Обед подают рано. Как правило, компанию мне составляет молодой чиновник, который на время отсутствия жены, уехавшей домой, переселился в клуб. Я поддразниваю его тем, что с серьезной миной задаю ему вопросы, на которые – точно знаю – он не сможет ответить, например: «Предусмотрены ли законом какие-либо взаимные юридические права, связывающие французских подданных, проживающих на Занзибаре, и британских – на Мадагаскаре? В какой статье бюджета протектората прописана арендная ставка, уплачиваемая за владения султана на материке? Какая договоренность была достигнута между итальянским правительством и султаном в вопросе передачи побережья Сомалиленда ниже по течению реки Джубба?» Или же поднимаю темы, обсуждение которых – я знаю наверняка – поставит его в неловкое положение: «Высказывались ли члены торгового совета в пользу займа правительству Кении из казначейства Занзибара? Действительно ли султан сам оплачивает собственные почтовые расходы, а наместник – нет; действительно ли султан владеет иностранными счетами, которыми заинтересовалась администрация?» Мой сотрапезник демонстрирует чудеса выдержки и обещает в тот же день получить интересующие меня сведения по своим каналам. После обеда ложусь вздремнуть. Каждый день, ровно в четырнадцать часов сорок минут, слабый теплый бриз полностью стихает. Просыпаюсь от резкого усиления жары. Снова погружаюсь в ванну. Потом опрыскиваю голову одеколоном и сажусь под вентилятор. Чай. Иногда я хожу за благословением в собор – там прохладно. Иногда в компании молодого чиновника выбираюсь за город на автопрогулку – мы разъезжаем вдоль плантаций кокосовых пальм и гвоздичных деревьев, сворачивая в аккуратные деревушки, в каждой из которых имеется полицейский участок и больница. Иногда ко мне захаживает приятель-турок, с которым мы познакомились на лайнере по пути сюда; он рассказывает о прелестях жизни в Ницце и довоенной славе Константинополя; обычно его коротко стриженные волосы прикрывает феска, но в Ницце, сообщает он, феску приходится снимать, потому что его принимают за египтянина и дерут втридорога за любую мелочь. Потягивая лимонный сквош, мы планируем путешествие в Хиджаз.

– Будем скакать до тех пор, – мечтает он, – пока в кровь не израним колени.

Теплые слова, сказанные мною между делом в адрес армян, его явно возмущают, однако благовоспитанность заставляет придержать язык. Он просто заводит красочный рассказ об изощренных пытках, которым его родичи подвергали армянское население.