Когда шагалось нам легко

Ужин на клубной террасе; сейчас немного прохладнее; от приема пищи можно даже получить удовольствие. Вечерами мы частенько выезжаем на прогулку или посещаем представление нгома. Как-то раз я побывал в местном кинотеатре, где публика, в отличие от аденской, отнюдь не клевала носом, – наоборот, аборигены, составлявшие основную массу зрителей, с истерическим надрывом реагировали на чудачества двух крепко выпивших американцев. А нгома, кстати говоря, любопытное зрелище. Первоначально эти танцы народа суахили, вне всякого сомнения, наделялись ритуальным смыслом, однако в наши дни их исполняют исключительно ради увеселения. Будь ты коренным островитянином или переселенцем, все виды деятельности на Занзибаре, в том числе и эти танцевальные номера, осуществляются с официального разрешения, подконтрольно и по лицензии. В полиции лежит список мест и дат выступлений, а посещение открыто для всех желающих. Пару раз здесь гастролировали труппы красавцев-негров с материка – в профессиональном отношении программа их была куда более разнообразной и сценичной. Однажды мы посетили представление, проходившее в абсолютной темноте; нас даже попросили затушить сигары. Если мы правильно поняли, нам показали нечто вроде игры в жмурки: в центре стоял человек, чья голова была полностью скрыта под высоким колпаком, сплетенным из соломы, а вокруг отплясывали остальные участники труппы, выкрикивая насмешки, грохоча жестяными банками и таким способом побуждая его на поиски. Глаз мог различить только прыгающий и качающийся на фоне неба соломенный хохолок на макушке центрального танцора. В другой раз с материка – как мне сказали, откуда-то из-под Танги – приехал замечательный оркестрик: четверо или пятеро виртуозов игры на тамтамах. Неожиданно было то, что эти мужчины запрокидывали головы, таращили глаза и передергивали плечами, как трюкачи-барабанщики в каком-нибудь парижском варьете.

Вероятно, единственное, что ускользает от благосклонного взора администрации Занзибара, – это колдовство, которое тайно и повсеместно практикуется по сей день. В свое время Занзибар и Пемба – особенно Пемба – считались главными на всем восточном побережье центрами обучения черной магии, а желающие овладеть этим искусством стекались в здешние края чуть ли не с Великих озер[115]. Поговаривают, что интерес к познанию глубинных тайн вуду проявляют даже гаитянские знахари, которые нет-нет да и наведываются на острова. На сегодняшний день эта сторона жизни скрыта от глаз европейцев, и, даже прожив в стране немалый срок, иностранцы лишь изредка подмечают следы сильного, бесконечно разветвленного культа, который по-прежнему процветает где-то в гуще жизни. Да, вне всякого сомнения, процветает, и уже кажется вполне логичным, что не где-нибудь, а именно в этой высокомерной среде.

В целом же на Занзибаре не знают никаких печалей, а любое затруднение решается просто: достаточно приспособить установленный порядок к собственным нуждам. Султан есть образец декоративного правителя: у него горделивая осанка и незапятнанная личная жизнь. Никаких обоснованных притязаний на занимаемую должность у него нет; полномочиями его наделило британское правительство, которое отчисляет ему справедливый процент от поступлений в региональную казну, достаточный для удовлетворения скромных потребностей. В области сельского хозяйства активно развиваются – по сравнению с другими формами деятельности на восточноафриканском побережье – два основных промысла: выращивание гвоздики и кокоса. Блюсти закон и порядок здесь удается лучше, чем во многих городах Британских островов. Отдельного восхищения достойны медицинские услуги и санитарно-гигиенические условия; проложены километры отличных дорог. Органы регионального управления существуют на самообеспечении. Британия не вывозит с острова никакого сырья. Наоборот, мы щедро импортируем широко образованных, честнейших представителей нашего недоиспользованного среднего класса, готовых не покладая рук трудиться в интересах островитян за довольно скромную мзду. Разглядывая забавные, интуитивно понятные схемки, крестьяне суахили учатся, как не подхватить глистов и слоновую болезнь. И если в Омане под нашим влиянием сформировалась прослойка культурной, с декадентским налетом, арабской аристократии, то здесь мы оставили пласт добропорядочной, не брезгующей мылом молодежи в форменных школьных жилетах. Благодаря этому молодому обществу сюда без опасений стекаются иммигранты-индийцы.

Мы хотели заложить здесь основы христианской цивилизации, но вместо этого оказались на пороге основания индуистской[116].

Столицу острова, по моему разумению, можно причислить к достойным образчикам арабской архитектуры восемнадцатого века – нигде не встречал такого уровня сохранности.

Во времена Бёртона город, должно быть, поражал необычайной красотой и визуальной целостностью. Теперь же ни в одном из шикарных арабских особняков не найдешь ни одного араба; вместо них конторы заняли индийские клерки, а квартиры – добропорядочные британские семейства.