Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей

Однако именно к этому великолепному вокзалу исподтишка прицепилась фиброма «великого американского расточительства». Центральный вокзал, начало гигантских округов Коннектикута и Вестчестера. Роскошные поезда, приветливый персонал, сопровождающий массовый исход. Уехать! Следствие суматошной жизни города. В докладах, которые мне предстоит сделать в США, я всё чаще буду останавливаться на этом большом несчастье США: чрезмерном распространении городских районов, колоссальной – и безумной – сети железных дорог, автострад: целый народ в вечном и бесплодном движении; эта поспешность, эта суета, несостоятельность деятельности. Сотни тысяч домов возникают вдали от природы и разоряют ее. Эти канализация, водопровод, газ, электричество, телефон, которые приходят в каждый дом! Эти колоссальные расходы, эта огромная национальная нагрузка, этот чудовищный социальный дефицит…

Пригородные поезда настолько прекрасны, что навевают разорительные иллюзии. Я говорю об удобных пригородных поездах, а не о том чистилище, что ведет из метро в преисподние разных кварталов трущоб, slum area. Они опутали своей сетью огромные расстояния; они сливаются с ведущими в Новую Англию главными линиями, до бесконечности растягивая нью-йоркский регион и оснащая жителя Нью-Йорка особой биологией! Это существо снабжено колесами; оно постоянно ездит туда-сюда: от лифтов своего небоскреба к своему коттеджу в колониальном стиле и обратно; через леса, по изрезанным берегам океана или среди лугов и фруктовых садов. Уже непонятно, где причина, а где следствие, житель Нью-Йорка безумно усовершенствовал автомобиль или, владея автомобилем, невероятно увеличил радиус своей ежедневной поездки. Он завершает цикл дополнительными приспособлениями: чудесным телефоном – телефоном с быстрым дозвоном, который работает, как лифты; затем, чтобы заполнить пустоту времени, проведенного в кресле пульмановского вагона или на сиденье поезда, он сотворил из газеты нечто монументальное. Помимо некоторых очень искусно сделанных серьезных рубрик: внешняя и внутренняя политика – он создал рубрики о домашнем быте, спорте, радио и кино, так что газета заметно потолстела. Затем реклама, которая его восхищает, предлагает ему неограниченное количество соблазнов из области всего, что можно употреблять или приобретать: полезного, практичного, «эффективного» и так далее. Что уж говорить про журналы, иллюстрированные издания, продающиеся в вокзальных киосках! Роскошь некоторых из них поражает нас (как такое возможно!). И наконец, кое-кто вдобавок читает книги. Так что большую часть жизни обитатель Нью-Йорка проводит уткнувшись носом в печатное издание, чтобы скоротать время. Это способствует развитию бизнеса: бумажная промышленность, типографии, отливка шрифтов, реклама. Реклама! Американец с терпением, достойным рыбака с удочкой (сам он, в данном случае, берет на себя роль пескаря), поджидает рекламного вымысла, который привлечет его, заставит пуститься в небольшую авантюру, развлечет его, как скетч, как «точный удар». Время утекает. Сколько? Три часа в день его не пугают. Поезд тормозит. На привокзальной площади в восемь часов вечера он сядет в автомобиль, оставленный в восемь утра и запертый на ключ. Автомобиль – средство передвижения, а не роскошь. Кстати, массовые автомобили совершенны, послушны, экономичны и не слишком дороги. И наконец, житель Нью-Йорка возвращается домой, где его ждет жена, покинутая ранним утром. Чуть дальше я попытаюсь привести несколько неожиданных градостроительных соображений на эту тему.

Возвращаясь из Йеля в пульмановском вагоне, где можно жить долго, потому что в нем вы избавлены от толкотни и тесноты обычных вагонов, где можно прохаживаться, вертеться в кресле на шарнирах во все стороны, наконец, где чувствуешь себя непринужденно, как в клубной гостиной, я перебросился парой слов с профессором Университета. Он рассказал мне, с чем ему приходится смиряться каждый день своей жизни. «Ранним утром я выезжаю из дому, оставляю машину у вокзала, сажусь в поезд, делаю пересадку, прибываю в Йель. А вечером проделываю то же в обратном порядке. Я читаю; видите, как это удобно. Разумеется, мы создали себе все удобства. Разумеется, мы ими пользуемся, мы все ими пользуемся, и очень вероятно, у нас даже нет времени, чтобы переварить это. В нашей жизни нет ни одной минуты для того, чтобы оценить, и ничто не вынуждает нас оценить, то есть попытаться проникнуть вглубь вещей. Мы пребываем в водовороте, мы сами водоворот, мы сами – водоворот, а потому не можем судить о том, что находится вне его».