Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей

Спустя два часа амфитеатр заполняют шесть сотен девушек. «Черт побери! – думаю я, имеющий предыдущий опыт американских университетов, – как удержать внимание этих тысячи двухсот пар смеющихся глаз?» Повсюду в Штатах я говорю по-французски. Прощупаем почву, сострим. Есть! Клюнули! Все поняли! Никогда еще за границей у меня не было столь чувствительной аудитории. Какое удовольствие, я наслаждаюсь, излагая свои рискованные идеи, лучшими пропагандистами которых станут эти будущие женщины. Когда я закончил, случилось неожиданное: девичья толпа бросилась к сцене, стремясь завладеть пятью или шестью большими рисунками, только что созданными на их глазах. Они увешают ими столовую или учебную комнату? Как бы не так! Они рвут, кромсают, разрезают их на мелкие куски. По кусочку для каждой амазонки. Возникает автоматическая ручка: «Подпишите, подпишите!»

При благоприятных обстоятельствах – а в Вассаре они были таковыми – мне доставляет удовольствие создавать цветные трехметровые фрески, становящиеся блистательной, расцвеченной красным, зеленым, коричневым, желтым, черным или синим стенограммой моих тезисов о «Лучезарном городе» или идей реорганизации повседневной жизни: архитектуре и градостроительстве, акционерами «основных радостей» машинной цивилизации. Так что в Штатах я сделал ровно триста метров подобных рисунков (шесть рулонов бумаги по пятьдесят метров). Теперь они хранятся где-то у любителей или в университетах. Я импровизирую, я подхожу к проблеме каждый раз с другой стороны; я обожаю трудность, с какой мне удается уместить фигуры в границы бумаги. Вассарские рисунки были сделаны с особенно хорошим настроением. Амазонки разнесли их в клочки!

Почти то же самое они сделали со мной во время фуршета. Если некоторые из них спрашивали у моего спутника Жакоба, кто мне больше нравится, блондинки или брюнетки, то другие едва не раздавили меня под тяжестью своих вопросов. Их темы буквально ошеломили меня: социология, общая экономика, психология. Они оказались в курсе всех текущих проблем. Они говорили на безукоризненном французском. В начале обучения в колледже их поощряли провести год во Франции. Никогда я не чувствовал себя таким глупым: «Но, барышни, я понятия не имею о тех проблемах, которые вы поднимаете; я всего лишь градостроитель и архитектор. И, возможно, немножко художник. Барышни, вы меня утомили, вы чересчур серьезны. Я вас покидаю, пойду к тем, кто попроще!»

В Вассаре их тысяча двести.

Звучит отбой. Мы встречаемся на виски у преподавательницы истории искусства, которая говорит мне: «Все наши беды – от парижской Школы изящных искусств». Одна из лучших учениц, присутствующая при нашем разговоре, посвятила себя изучению Караваджо. «Как, вы, женщины, – и тоже Караваджо? Почему Караваджо? Из-за тревоги, которая исходит от этого подозрительного человека. Вы что, тоже страдаете от подавления желания?» Другой преподаватель истории искусств тоже караваджист! Всплывая из прошлого, Караваджо питает часть американской души. Вдобавок США покорил современный «сюрреализм», США нерешительных и встревоженных людей.

Колледж Вассара: трудные проблемы американской экономики и неопределенность в душах американской элиты. Эти тысяча двести постоянно сменяющихся здесь молодых девушек готовят себя к великому поприщу. В американском обществе женщина существует благодаря своей умственной работе.

Многие из них оказались в поезде, который субботним утром вез меня обратно в Нью-Йорк. Они идут в единственный вагон для курящих, чтобы затянуться сигареткой; туда, где уже находятся грубые и крепкие портовые и заводские рабочие с Гудзона. Демократический дух. В роскошной атмосфере Вассара я уловил нотки коммунизма. Это постоянный эксперимент: «хорошее общество» интеллигенции, богатое и расточительное, с трогательным простодушием готово к «всеобщему перевороту».

Поезд идет вдоль очень широкой реки. Я отмечаю, что для пересечения таких широких водных пространств у Америки есть всего один тип мостов: подвесной мост, современный, прямой и ювелирно отделанный, без оглядки на традиционные средства архитектурной поэзии. Исполненный своей собственной поэзии.

К югу от Нью-Йорка, симметрично Вассару расположен Принстонский университет, колледж для мальчиков. Колоссальное заведение, университетский город с парками насколько хватает глаз. В данный момент Принстон занимает первое место по американскому регби. А здесь это немаловажно! Удерживать кубок или упорно добиваться его завоевания – это мощный трамплин для сплочения и энтузиазма.

Я вновь оказываюсь перед той же проблемой: студенческая молодежь заинтересована провести четыре года в райских наслаждениях? Или лучше, чтобы она на протяжении учебы узнала жизнь в лицо, со всеми ее недостатками, невзгодами, тревогами; во всем ее величии?