Когда сорваны маски

Он кивнул. Потом достал мобильник и отправил эсэмэску.

– Он ведь богат, – заметил Грип.

– Как и вся ваша компания, насколько я понимаю?

Георг Грип покачал головой:

– Нет, не все. Возможно, большинство происходило из обеспеченных семей, но не у всех получилось правильно распорядиться родительским наследством. Якоб… – Он замолчал.

– Вы что-то хотели сказать? – не выдержав, напомнил я.

– Якоб не слишком преуспел в этом.

– То есть?

– Бизнесмен из него, откровенно говоря, никудышный.

– Но…

– Знаю, знаю… – Он нетерпеливо махнул рукой. – Якоб Бьёркенстам один из первых богачей в Европе. Но здесь, по-видимому, его здорово выручили русские. Уверен, он до сих пор плохо представляет себе, чем занимается.

– Но в таком случае как он держался все эти годы?

– Родители. Мама и папа всегда были на подхвате, с советами и толстыми кошельками.

Тут перед нами возникла молодая женщина в коротком черном платье с белым передником и с подносом в руках, и я понял, что за эсэмэску отправлял Грип. Женщина поставила на стол два стакана, графин и миску со льдом.

– Чего-нибудь еще, господин Грип?

На вид ей было чуть больше двадцати. Короткие светлые волосы, вздернутый нос.

– Спасибо, – ответил Грип. – Пока все.

Мы оба провожали красотку глазами, пока она не скрылась за живой изгородью возле дома.

– Даже старику позволено быть ценителем женской красоты, – заметил Грип, наливая из графина в оба бокала.

Я сделал предупреждающий жест:

– За рулем.

– Но это всего лишь легкий грог. Выпейте и поезжайте куда вам угодно.

Мы выпили. Напиток действительно оказался хорош и как нельзя кстати в такую жару. Виски, лед и вода «Виши», насколько я успел разобрать.

– Шведское изобретение, – кивнул Грип на столик.

– Что, бокалы? – не понял я.

– Легкий грог, его пьют только в Швеции. Две унции спирта и много-много содовой воды – таким его придумали в годы сухого закона.

Я ничего об этом не знал, поэтому многозначительно прокашлялся и перевел разговор на другую тему:

– Вы что-то говорили о русских, которые помогли Бьёркенстаму приумножить его состояние, а я вот слышал, он ударил кого-то ногой в голову, так что бедняга скончался на месте.

Георг Грип кивнул:

– Такое вполне возможно.

– Вы тоже были там в тот вечер?

– Собственно, все началось с пустяка, – заговорил Грип. – Мы сидели в ресторане в Бостаде, в том, что со временем, я подозреваю, превратился в «Пепес бодега». Возможно, он уже тогда так назывался, я не помню, никогда не придавал значения таким вещам… Бьёркенстам? Кажется, кто-то что-то пролил ему на брюки или толкнул его девушку… В общем, получилась ссора, и деревенские укатили восвояси. Но мы, теннисисты, благородная кровь, мы остались. Ну а потом до нас дошел слух, что они поджидают нас снаружи, и мы вышли им навстречу. Мы ведь были пьяны и жаждали справедливости. – Он замолчал.

– И вы ее добились? – спросил я. – Правда действительно была на вашей стороне?

– Этого я не помню, – вздохнул Грип. – Не уверен, что кто-то вообще отдавал себе отчет в том, что происходит. Вы когда-нибудь принимали участие в массовых драках?

Я покачал головой и осторожно глотнул грога. К этому напитку надо было привыкнуть.

– Им влетело по первое число. Теперь можно подумать, что битва продолжалась несколько часов, но на самом деле все было кончено в считаные минуты. Наши отделались синяками и разодранными рубахами, у одного пошла носом кровь. Деревенские дали деру, но один остался лежать.

– А полиция что? – спросил я.

– Ничего.

– Как ничего?

– В те времена вокруг теннисного турнира в Бостаде не было такой шумихи, как сейчас. Ни охраны, ни народу… Думаю, полиция приехала из Энгельхольма минут через сорок пять, не раньше.

– И к тому времени все успели смыться? – закончил его мысль я.

– Все, – кивнул Георг Грип.

– Кроме одного.

Он снова кивнул.

Пусть он был человеком не моего круга, мне понравилось его крепкое рукопожатие и открытый взгляд. Что-то такое было в Георге Грипе, отчего я быстро проникся к нему доверием. Я был бы не прочь даже встретиться с ним еще раз, если бы представилась такая возможность.

Хотя не исключено, что виной всему был легкий грог.

Итак, я рассказал ему об Оскаре Хеландере, что тот звонил Якобу Бьёркенстаму, после чего получил пулю в лоб.

– Не думаю, что Якоб способен на такое, – покачал головой Грип.

– Да, но его свита… – возразил я. – Эти двое: русский крепыш, думаю, бывший боксер, и низенький, противный швед.

– Ну а этот, как его… Нюландер…

– Хеландер.

– Он уверен, что именно Бьёркенстам пнул того типа в голову?

– Так он утверждал по телефону, но умер прежде, чем я успел встретиться с ним. Я видел статьи в газетах. Журналисты как один писали, что личность убийцы установить невозможно. Вы вовсе не обязаны выдавать мне Якоба, но я спускался в подвал, где Хеландер хранил товар, и нашел там конверт с газетными вырезками.

– Они что-нибудь прояснили?

– Не окончательно. Но на полях этих листков кто-то от руки написал, что убийца известен точно. Думаю, это комментарии самого Хеландера.

– Не знаю, – недоверчиво покачал головой Грип. – До сих пор мне казалось, что Якоб – шалун, не более.