Когда сорваны маски

Эмма долго не могла отойти от жонглера на одноколесном цирковом велосипеде. Обычно она ценила мои шутки, но склонность к такого рода развлечениям сразу уронила ее в моих глазах. Конечно, у жонглера были разноцветные усы и огромный помпон на макушке, но я и представить себе боялся, что произойдет, если мы вдруг повстречаем клоуна.

Таможенники на мосту Эрезундсбрун пялились на нашу машину с литовским номером, но остановить так и не решились. Границу мы пересекли без проблем.

Когда я привез Эмму в Андерслёв, Арне спросил меня, что я собираюсь делать дальше.

– Для начала съезжу на лесную плантацию, а потом навещу Бьёркенстамов, – ответил я.

На самом деле для начала я направился в Мальмё – перекусить в компании Эвы Монссон. Она сказала, что завтра будет на участке только до обеда, а потом сможет встретиться со мной.

– Ты обязательно должен познакомиться с Линн, – повторяла Эва. – Она отличный полицейский и работает в Хельсингборге. Вам следует обсудить все с глазу на глаз, без посредников. Случись еще что-нибудь, тебе нужно иметь под рукой своего человека.

– Как скажешь, – согласился я.

На трассе Е6 GPS литовского автомобиля упорно показывал, сколько мне осталось до Вильнюса. Я не забывал время от времени поглядывать в зеркало заднего вида, особенно на перекрестках, но никаких мотоциклистов больше не появлялось.

Оставив машину на почтительном расстоянии от поворота, я направился к теплице. Но шел не по тропинке, а петлял окольными путями между деревьями и кустарниками, пока не оказался на большой поляне.

Ларс Берглунд утверждал, что именно здесь в годы его молодости располагалась танцплощадка. Несмотря на царившую вокруг тишину, я легко мог вообразить себе, как все было: множество разодетых мужчин и женщин, а также детей всех возрастов и разливающаяся по поляне музыка. Должно быть, теплица стояла как раз на месте той самой площадки.

Да, времена нынче другие.

Не скажу, что хуже, но другие.

И тогда случались пьяные драки. Самогон – главный «кайф» того поколения, как наркотики нынешнего. Так что, в сущности, мир не меняется. Для одних – барбекю и вино, хорошая работа, квартира, дети и мопс на подушке. Но некоторые понимают счастье совсем иначе.

Лично я для себя еще ничего не решил.

Одно время я не представлял себе жизни без женщины по имени Бодиль и хотел создать семью с ней и ее дочерью Майей. До сих пор ночами я иногда читаю ее старые эсэмэски, смотрю фотографии, которые она мне присылала, и нахожу в этом счастье. На них Бодиль голая. Я изучил кончиками собственных пальцев каждый миллиметр ее тела.

Чтобы проникнуть в теплицу, мне пришлось отвести в сторону полицейскую заградительную ленту. Еще на заправке я купил две бутылки «Рамлёсы», которые вылил на загадочную каменную плиту, после чего без особого труда соскреб с нее мох и землю.

Моим глазам предстала целая энциклопедия нацистской символики, портрет Адольфа Гитлера и три шведских имени:

Анна

Вивека

Бертиль.

Я помнил их по статье и фотографии, которые Арне отыскал в архиве газеты «Треллеборг аллеханда».

Ниже было еще что-то, но там почва так глубоко проникла в камень, что я не мог ее отскрести, не нарушив его целостности.

Я сделал несколько снимков и ушел, захватив бутылки и щетку. Я никого не видел и не слышал, но все же предпочел держаться подальше от протоптанной тропинки и пробирался к дороге через лес.

Внезапно начался дождь, быстро перешедший в настоящий ливень.

Разверзлись хляби, будто там, наверху, кто-то дал команду вылить на землю складировавшиеся в тучах многолетние запасы воды. Я преодолел отделяющие меня от машины последние метры, завел мотор, и дворники замелькали, как палочки дирижера спид-металл-группы. Как если бы у таких групп были дирижеры.

Но и эти судорожные движения мало чем помогали. Словно в замедленной съемке, я проплыл мимо площадки для гольфа и остановился напротив особняка Бьёркенстамов, который, подобно замку, возвышался на холме в окрестностях Сольвикена.

Ветер трепал вымпелы на флагштоках. Стоял полдень середины июня, но небо так заволокло тучами, что в сгустившихся сумерках лучи лампы на одном из окон освещали площадку, словно прожектор.

Возле дома стоял черный «мерседес», за рулем которого сидел мужчина с обритой головой. Он провожал меня взглядом, когда я, натянув бейсболку, взбежал по лестнице, чтобы постучаться в дверь. Он даже включил дворники, чтобы лучше видеть, что я буду делать.

Не успел я поднять руку, как дверь распахнулась, и на пороге возник мужчина, которого я сразу узнал. Оказавшись нос к носу со мной, он отпрянул от неожиданности, и в этот момент за его спиной нарисовалась чета Бьёркенстам – Эдвард и Вивека.

Над входной дверью был небольшой козырек, поэтому, несмотря на ливень, я почти не промок, что позволило мне сохранить уверенный вид и присутствие духа. Я вытащил мобильник и несколько раз щелкнул всех троих на камеру.

В этот момент на крыльцо вбежал лысый водитель «мерседеса» с зонтом в руке.

– Какого черта ты здесь делаешь? – набросился он на меня.

– А тебе что?

– Дай мобильник.

– Не дам.