Когда тебе пятнадцать

— Как видишь, я здесь. Впоследствии выяснилось, что Андрей из-за своего увечья боялся быть кому-либо в тягость.

— Но разве это правильно? — удивилась Таня.

— Что делать, так получилось…

Недоумевающим взглядом Костя проводил Валентину Викторовну до дверей:

— Зачем же она позвала меня?

— Зачем?.. — задумчиво переспросила Таня и, словно только сейчас увидев Костю, чуть улыбнулась: — Наверно, затем, чтобы посмотреть на мужественного парня. Это, говорят, стало большой редкостью. — Потом голос Тани потух, и она устало поинтересовалась: — Ну, как тебе собрание?

— Нормально…

— А Чинов?

— Будто первый день знаешь его! А если по правде, то я бы таких давил.

— Ого!

— Точно, давил бы!

— Ну и кровожадный!

— Такой и мать родную продаст. Нет, давить! Без всякой жалости.

— А слышал, что Валентина Викторовна говорила: побольше терпимости, доброты.

— К Олегу это не относится.

— Да что с тобой? — Таня с удивлением посмотрела на Костю.

— Ничего, — вздохнул тот и оглянулся. В классе они остались одни.

— Пойдем? — предложила Таня.

По дороге к дому они продолжали вспоминать любопытные моменты собрания, но говорила в основном Таня. Ее заботила и предстоящая заметка для школьной радиогазеты. Наташа не забудет, завтра может и потребовать. А написать нелегко. Надо с мыслями собраться. Да еще Наташа предупредила, чтобы вопрос ставить шире, в общешкольном масштабе. Как его ставить? О чем? Таня ожидала, не подскажет ли Костя, но тот лишь пожал плечами. Непонятно вел он себя, как-то даже обидно было Тане. Словно ее хлопоты облетали его стороной. Оставался странно хмурым и безучастным. Вот впереди, в затененном месте у телефонной будки, зачернела ледяная дорожка — их теперь немного осталось: одни засыпали песком, другие под прицельными лучами солнца растаяли — как же не прокатиться! А Костя — никакого внимания на дорожку. Может, и не заметил? Таня тронула его за руку:

— И правда, какой-то понурый сегодня. Что случилось?

Он лишь передернул плечами.

— Ведь случилось. Вижу. Из-за Олега? Из-за собрания?.. Нет, не то. Дома? Костя, что, с Петром Семеновичем неприятности?

И по тому, как дрогнули его губы при упоминании об отце, Таня догадалась: да, что-то с отцом.

— Снова?.. — не договорив, спросила она.

— Было, — хмуро подтвердил Костя.

— Что было?

— То же самое.

— Выпил?

— Выпил! Жуть что было. Маму ударил. Тарелки вдребезги. Соседи в дверь стучали, грозили милицию вызвать. И позвонили бы, да мама выбежала, упросила их.

— Упросила? — Пораженная Таня не поняла. — О чем?

— Милиция ведь. Увезут в вытрезвитель. Штраф плати. И на пятнадцать суток могут посадить. Зачем такой позор? И на завод сообщат.

— Костя! — Таня даже приостановилась — такой важной показалась пришедшая ей мысль. — Костя, может, это неприятно и больно тебе слышать, но, правда, — не сообщить ли на завод? Слышишь? Нужна крайняя мера.

— Ничего уже не поможет, — потерянно вздохнул Костя. — Все было. И меры всякие. И… Хоть бы дядя Гриша этот не приходил. Дружок его. Он больше всего и сбивает с толку. Он-то уж точно законченный. Все время пьяный.

— А Юля как же?

— Привыкла. Я в детский сад утром отвел ее. Надо будет, и в продленке останется. Хоть на всю неделю.

— Да-а… — совершенно ошарашенная неожиданным известием, протянула Таня. — Обстановочка… Но, Костя, ведь так нельзя дальше.

— Выходит, можно, — сказал Костя. И с ожесточением добавил: — Ну не знаем, не знаем, что делать. Понимаешь?.. Таня, — тусклым голосом попросил он, — ты хоть не влезай в это дело. Ну чего, вот вся побледнела. Зачем тебе это? Я уж сам. У тебя вон сколько своих забот…

— Ты говоришь, что на заводе знают? Он на каком заводе работает?

— Инструментальный. Как еще держат его там? С перепою руки трясутся, смотреть страшно…

— Инструментальный! — с удивлением протянула Таня. — Интересно… Костя, — подумав, сказала она. — Я сегодня, пожалуй, на Репина поеду, к бабушке… Вернемся немного, обожди меня у телефонной будки. Маме позвоню…

— Хорошо… Проведу тебя и побегу домой. Стул надо склеить. Попался ему вчера под горячую руку, шмякнул об пол…

— Ну и дела… — Таня качнула головой. — Ты в школу завтра придешь?

— Как всегда, — вымученно улыбнулся Костя.

Глава двенадцатая

Не одну Таню беспокоила нелегкая жизнь Кости Гудина. О положении в его семье знала, конечно, и Валентина Викторовна. Не раз бывала у них дома, пыталась как-то воздействовать на Костиного отца. Тот на ее справедливые слова и доводы не оправдывался, вздыхал, обещал взяться за ум, изменить жизнь, но… дальше обещаний дело не шло. Классная руководительница уже подумывала о том, чтобы каким-то образом воздействовать на Гудина-старшего с помощью его непосредственного заводского начальства, однако пока выжидала, не решалась: не всегда, к сожалению, такое вмешательство приводит к хорошим результатам. Человек, бывает, от этого лишь озлобится и тогда уж совсем покатится…