Когда тебе пятнадцать

Валентина Викторовна по-матерински жалела Костю, была внимательна, ласкова к нему, всячески поощряла интерес ученика к ее предмету — географии. Неожиданная симпатия, возникшая у Тани Березкиной к Гудину, не осталась незамеченной Валентиной Викторовной, и она этому искрение обрадовалась — Косте так не хватает тепла и участия. А сам факт, что Таня стала дружить с Костей, именно с Костей, вызвал у классной руководительницы еще большее уважение к этой сердечной девочке, позволил по-новому оценить и понять ее. «Добра, естественна и, прямо сказать, мужественна, — думала Валентина Викторовна о Тане. — А может быть, она не все знает?.. Тогда плохо. Как бы не надломилась… А почему Костя вчера был таким мрачным? Не случилось ли чего-нибудь?»

На первой же перемене, не заходя в учительскую, Валентина Викторовна поспешила к кабинету физики. По расписанию у 8-А там должен был кончиться урок. Она увидела Таню, выходившую из класса, и взяла ее под руку.

— Как настроение, боевой комсорг? — спросила, пытливо взглянув в лицо Тани. — Кипят еще страсти по поводу собрания? Мне показалось, что многих задело за живое. Ты молодец!

— Ну, до молодца далеко, — покосившись на Олега Чинова, который старательно обошел их стороной, сказала Таня. — Хотя и готовилась, конечно. Боялась, как бы не стали молча отсиживаться. Бывало такое.

Они прошли в конец коридора, где было не так шумно. Валентина Викторовна попросила девочку из седьмого класса отнести в учительскую журнал и географическую карту, а затем задала следующий вопрос:

— Ты здорова? Вид у тебя усталый.

— Отвечала сейчас по физике. Трудная тема.

— Ну и как?

— Пятерка. Но сильно волновалась. Не очень все-таки хорошо разобралась в теме. Не успела.

— Много уроков на дом задали?

— Как всегда, — ответила Таня. — Материал к радиогазете еще готовила.

— Скажи, — помедлив, спросила Валентина Викторовна, — Костю Гудина ты не просила выступить на собрании?

И Таня помедлила, вздохнула:

— Ему не до того сейчас.

— Вот как. А… что случилось?

— Вы разве не знаете?.. — недоверчиво посмотрела Таня на учительницу, на ее почти белые у висков волосы.

— О чем ты?

— Вы, правда, не знаете?.. Ну, что в семье у них сложно. Отец его…

— Это я все знаю, Таня, — кивнула Валентина Викторовна. — К сожалению, да, очень сложно. А ты хочешь поддержать его? Хочешь помочь? Так?

— Очень хочу, — горячо подтвердила Таня. — Но как помочь? Чем?

— Будем думать. — Валентина Викторовна улыбнулась ей. — Такая теперь помощница у меня! Эх, Танюша-хлопотуша, ты же врожденный педагог. Хоть понимаешь это? Или на будущее у тебя еще какие планы?

— Пока не знаю. — Таня пожала плечами.

— А надо бы, Танюша. К будущему надо себя готовить. Особенно учителю. Профессия такая. Нелегкая. Учитель всегда подвижником был. Настоящий, конечно, учитель.

— Валентина Викторовна, — осторожно спросила Таня, — а вы не жалеете, что стали учителем?

— Почему я должна жалеть?

— Просто… Валентина Викторовна, мы ведь в классе знаем, что вы одна, без семьи. Вот и с Андреем, — ну, вы вчера рассказывали, который в Сибири живет…

— Танечка, — грустно перебила Валентина Викторовна, — в том, что мы с Андреем Васильевичем не вместе, не профессия моя виновата. Нет. Это я, только я сама виновата. Взяла и поверила его раздраженным письмам. Глупая, молодая была. Еще и самолюбивая. А верить-то тем письмам никак не надо было… Ой, заговорились мы с тобой! Звонок сейчас дадут…

После урока физики Таня собиралась сразу же пойти к Наташе Белкиной и вот, вместо этого, целую перемену простояла в торце коридора, у окна, с Валентиной Викторовной. И нисколько, конечно, не жалела об этом. Вряд ли учительница была с кем-нибудь так откровенна. Таня понимала это и не могла не оценить. Да, такое за эти несколько минут услышала, что в один день и не обдумаешь. А о себе самой, может, и все два оставшиеся года будет думать. И проверять себя. Ведь это — профессия, главное дело на всю жизнь…

Оставив глобальные проблемы на далекое потом, Таня Березкина на большой перемене разыскала Белкину и протянула ей двойной исписанный листок.

— Что это? — Наташа моргнула под круглыми стеклами очков, прочитала заголовок, и широкое лицо ее, до ушей обсыпанное желтыми веснушками, расплылось в улыбке. — Ну и ну, Березкина, вот это оперативность! Вчера собрание — сегодня материал готов. Все бы так! А то бывает — хожу, хожу… Душу вымотают. Ну, благодарствую! Почти на три страницы. Минуты четыре займет.

— Ты прочитай сначала, — с беспокойством напомнила Таня.

— Да знаю, как ты пишешь. И править не буду.

— Прочитай все-таки.

Наташа села на подоконник, поближе к свету, поправила за ухом дужку очков. Сначала веснушки на ее щеках чуть подались к ушам — это Наташа одобрительно улыбнулась, потом вернулись на место и оставались там до тех пор, пока их посерьезневшая хозяйка не закончила чтение.

— Про оркестр не понравилось? — тревожно спросила Таня.

— Почему, нормально. Можно и про оркестр… Только не много ли о нем? Лучше бы о собрании пошире.