Когда цветут эдельвейсы

И замелькают в сознании старика знакомые перевалы, хмурая, угрюмая тайга. Воспоминание дыхнёт сухим перестоем закопчённых стен старого зимовья. Ощутит Еремей, как под морщинистыми, ссохшимися пальцами волнуется охристый шёлк собольей шкурки. А ночью, в предрассветной полудрёме, изнемогая от бессонницы, увидит охотник носки мелькающих лыж, услышит шорох хрустящего снега под ногами, узнает, что это не Сашка, а он, семнадцатилетний парень, идёт по промысловому путику отца. Может, поэтому до сего дня жив Еремей Силантьевич, а свою прочную кедровую домовину вынес в сухую кладовку.

Тяжёлый день

В этот день идти тяжело. Как говорит Еремей Силантьевич «убродно», что на языке местных промысловиков означает как «бродить», «идти» по глубокому снегу. Острые носки лыж скрыты где-то там, внизу, под мягким пухляком. Чтобы вытащить, показать какую-то из них над снегом, необходимо много усилий: всякий раз, поднимая их наверх, приходится поддевать снежную массу в несколько килограммов, а на это требуется энергия и время.

Саша не вытаскивает лыжи наверх, скользит широкими «камусками» по привычке, идёт по старой лыжне. Она где-то там, в снегу, невидимая, но твёрдая, спрессованная под его весом несколько дней назад. Свою прочную дорогу юноша чувствует ногами хорошо. Он ходил здесь много раз и может пройти определённое расстояние с закрытыми глазами. Внимание человека в тайге сосредоточено на окружающем мире, а не на том, чтобы следить, как под тобой бегут лыжи. «Смотри вокруг, смотри везде. Иначе быть твоей беде» — так говорят люди тайги.

Вот впереди качнулась ветка ели, осыпалась кухта. В тайге ничего так просто не бывает, всему есть объяснение. Отчего и почему это произошло, необходимо определить как можно быстрее. Может, это заиграл лёгкий ветер, масса снега осыпалась под собственным весом; порхнул крыльями рябчик; метнулась к вершине белка или же, услышав охотника, «пошёл на уход» проворный соболь. Здесь, охотник, не зевай! Упустишь момент — уйдёт добыча. Не успеешь вскинуть с плеча ружьё, останешься без фарта. А ещё хуже, если попадёшь в та кую ситуацию, из которой выбраться будет очень сложно. Сколько в тайге коварных подвохов, остаётся только предполагать.

Далёкий у Саши путь. Весь день впереди, и всё на ногах. Дойти до первого зимовья без остановок можно за четыре часа. Это при нормальных погодных условиях, с лёгкой котомкой за плечами, не проверяя капканы и ловушки. Сегодня ситуация другая. Передвижение задерживает глубокий снег. Во время перехода необходимо проверить около семидесяти самоловов. В рюкзаке продукты на два дня да двуствольная тулка шестнадцатого калибра. Добраться бы до избы с такими «тормозами» к вечеру... А если вспомнить, что парень сегодня после ночной смены, то можно представить, насколько сложным будет переход расстоянием в двадцать километров.

Всё же молодость не знает усталости. Казалось, у юного охотника не было сил подняться на

Осиновый хребет. Через двести метров останавливался, восстанавливая дыхание, ждал, когда успокоится разгорячённая кровь, а в глазах растворятся мутные метельки. Он понимал, что сегодня не тот день, надо было переждать непогоду, выспаться после работы, тогда всё было бы по-другому.

Но требовательное слово «надо» подобно стальной пружине капкана толкает вперёд: если вышел, значит, шагай, не отдыхай в начале пути, успевай, потому что выйти после работу на путик можно будет только через неделю.

Настороженные капканы стоят непроверенными уже две недели, а в семье появились проблемы: Саша берёт хлеб в долг в рабочей столовой шестой день, нет денег. В сознании молодого парня живёт слабая надежда: может быть, какая-нибудь ловушка принесёт добычу.

Подъём на гору дался нелегко. Юноша приостанавливался на кратковременный отдых восемь раз. За это время стрелки часов отрезали один час двадцать минут светового времени. В другой день это расстояние он преодолевал за тридцать минут без перекуров. Значит, не стоит надеяться, что к зимовью он придёт засветло. Хорошо, что в рюкзаке лежит маленький электрический фонарик.

На изломе горы он остановился, посмотрел назад. Далеко внизу, в обширной долине, раскинулся большой населённый пункт. Занесённые снегом дома, узкие улицы, редкие машины, чёрные точки людей, с этого расстояния не узнать, кто идёт. Чуть дальше, вдоль улицы, по которой когда-то ходил в школу — обширный двор леспромхозовской площадки. Штабеля леса, неугомонная пилорама, где он работает, гаражи, дымящая кочегарка. В стороне, налево, узловая железнодорожная станция. Чёрные ниточки рельсов, маневренный тепловоз, несколько длинных составов на запасных путях. Ещё дальше, на горе, станционный посёлок: двухэтажные бараки, коммерческие магазины, каменная школа. За одним из окон сидит она, Валя.

От этой мысли Сашиных губы расплылись в улыбке. Он перевёл взгляд ближе, вниз, где от дома через покосы, в редколесье пролегла его лыжня. Может быть, сегодня Валя пойдёт по ней. Поднимется сюда. Будет стоять, где сейчас стоит он, а потом покатится назад.