Когда ты был старше

В кладовке я нашел большую метлу. А еще гигантский рулон оберточного пластика. Хотя его я даже и не искал. Я просто потянулся за метлой, перегнулся через большие белые канистры (в кладовке было море этих пятигаллоновых белых канистр с защелкивающимися крышками) — и этот рулон сам попался мне на глаза.

Работая неспешно, стараясь не пораниться, я вымел все стекло.

Но разок все-таки порезался. Потом закрыл проем витрины, протянув несколько полос оберточного пластика из одного конца рамы в другой, закрепив их клейкой лентой, взятой со стойки. Для большей прочности. Занимаясь этим, я заметил, что внизу, на кирпиче под витриной, все еще оставались пятна краски.

Я глянул на часы. Было прилично после пяти. Бен уже должен был встать. Бен всегда просыпался в пять часов.

Вернувшись в кухню, я прислонил метлу к большому холодильнику Назира.

— Я должен вернуться, — сказал. — Бен встает в пять часов. Если увидит, что меня нет, то у него случится припадок.

Назир кивнул. Не глядя на меня.

— Забавно, верно? Я приехал сюда, чтобы найти здесь поддержку, а ночь для вас кончилась так, что мои кошмары кажутся просто счастьем.

— Жизнь вертится на пятачке, — выговорил он, все еще не глядя на меня.

— Что ж… пока.

Я вышел на улицу.

Прошел половину пути до места, где оставил машину, потом развернулся и направился обратно.

— Есть ручка с бумагой? — спросил я Назира.

Он указал подбородком в сторону пачки желтых липучек на боковой стороне холодильника. Рядом на шнурке болтался карандаш.

Я взял карандаш и написал: «Мобильный телефон Рассела. Звонить в любое время». И номер.

— Оставляю свой телефон, — сказал я Назиру. — На случай, если вы будете здесь один и я вам понадоблюсь. Или Анат. Если Анат будет здесь, а что-то случится, то я буквально в двух минутах езды. Смогу успеть на полчаса раньше вас. Только убедите ее, пусть даже не думает, что времени всего четыре часа утра. И неважно, если ей даже просто почудилось. Даже если Анат услышит что-то непонятное. Или вдруг машина остановится у входа, не заглушив мотор. Все, что ей покажется подозрительным. Пусть звонит мне. То есть само собой, если действительно что-то произойдет, ей следует позвонить в полицию. Но если творится что-то, чего она не может понять, то пусть звонит мне. И я приеду сюда и побуду с ней.

Тут Назир взглянул на меня. Обратил на меня свой жгучий взгляд и сказал:

— Благодарю, друг мой.

Больше, похоже, говорить было нечего, так что я дошел до своей машины и поехал обратно к дому.

Бен сидел за кухонным столом, ел хлопья. Он, казалось, удивился, увидев меня входящим с улицы. Однако он не был расстроен. Значит, очевидно, он не знал, что я уехал.

— Я думал, ты спишь, — сказал он.

— Хорошо.

Это было именно то, что, как я надеялся, он подумал.

— Но ты же не спал. Тебя не было.

— Правильно.

— Почему ты не спал?

— Не спалось. Не мог уснуть. Я пробовал, но так и не сумел.

— А-а, — протянул Бен с почти набитым ртом. — Хорошо.

Просто чудеса: больше он об этом ничего не сказал.

Когда я вез Бена на работу, он заметил разбитую витрину за несколько кварталов.

— О, нет, — выговорил он. — Ой, нет. Охо-хо. Это плохо. Это на самом деле плохо.

— Довольно погано, — согласился я.

— Ты говоришь так, словно не считаешь, что это настолько плохо, насколько я считаю.

— Да нет. Я тоже так считаю. Просто я уже знал об этом.

— А-а. Кто же ее разбил?

— Мы не знаем.

— Кто-то разбил и убежал?

— Примерно так и было, да.

Бен присвистнул, размах преступления явно поразил его. По меркам маленького городка это было настоящим событием. По меркам Бена, это было сродни землетрясению.

— Я рад, что не сделал ничего такого плохого.

— Я тоже, брат. Я тоже рад, что ты такого не делал.

23 октября 2001 года

Когда на следующее утро мы с Беном по пути на Герсонов рынок (был вторник, но Бену пришлось замещать упаковщика из другой смены) проезжали мимо пекарни, то увидели новую витрину. Назир, должно быть, договорился с кем-то о ее установке где-то между временем, когда я отвозил Бена домой, и закрытием.

Единственная проблема: на стекле больше не было надписи «Выпечка от Назира». Для этого понадобилось бы чуточку больше времени.

Я просунул голову во входную дверь пекарни. В кафетерии горел свет. Было без десяти семь.

— Назир, это всего лишь я, — подал я голос.

Не услышав ничего в ответ, я прошел до конца стойки и заглянул на кухню. Назир остервенело нарезал пончики. У меня от этого слегка свело живот.

— Доброе утро, — произнес я, и Назир махнул рукой, не поднимая взгляда.

— Налейте себе кофе, — предложил он. — Сегодня он обычный. Обычный кофе. Для покупателей. Им не сотрешь краску, или еще что-нибудь такое.

Я налил кофе (черный) в большой пластиковый стакан, какие берут навынос, и зашел с ним на кухню к Назиру. Встал, прислонившись спиной к длинной задвижке одной из двух печей. По спине пошло приятное тепло. Подумалось, что это тепло мне очень знакомо.

— Смотрится получше, — сказал я.

Назир на долю секунды вскинул взгляд.

— Витрина?

— Ну да. Быстро получилось.