Он нервничал и, осознав это, внезапно я ощутила спокойствие и уверенность в себе.
Я больше не была напуганной и потерянной второкурсницей, обнаружившей, что беременна от своего преподавателя.
– Нам надо поговорить.
Я могла поздравить себя, ведь мой голос был ровным и ничуть не дрогнул. Только увидев его сейчас, спустя все эти годы, я поняла, насколько он жалок. Меня удивляло, что заставляло меня раньше чувствовать скованность и испуг перед ним.
– Не здесь. – Он схватил свой портфель, подергав узел галстука, будто тот был удавкой на его шее. – В моем кабинете.
В последний раз, когда я была там, он насмехался надо мной и называл лгуньей, которая желает опорочить доброе имя своего учителя.
« – Тебе никто не поверит, Шарлотта. Я профессор с безупречной репутацией, примерный муж и отец, а ты глупая девочка, которая влюбилась в своего преподавателя. Ты просто поддалась своей бурной фантазии».
Он говорил мне это, презрительно кривя губы в ухмылке, и я поверила ему. Поверила, что все будет так, как он описал.
Я ожидала, что что-то внутри меня дрогнет, когда я войду в ту комнату, но все оставалось безмятежно. Мой взгляд пробежался по кабинету – все осталось таким же, здесь ничего не изменилось. Даже диван был тот же.
Но все эти вещи больше не имели влияния на меня. Так же, как и человек напротив.
Заговаривать я не спешила. Мне нравилось, что Шон нервничал, настороженно наблюдая за мной.
Подойдя к окну, я покрутила пальцем глобус, стоящий на подоконнике. Мне даже показалось, что я могу слышать напряжение, исходящее от Шона.
Я ждала этого много лет и теперь хотела сполна насладиться моментом.
– Зачем ты пришла? – не выдержал он.
Я повернулась к нему и, улыбнувшись, сложила руки на груди, присев на подоконник.
– А ты как думаешь, Шон?
Мы оба знали, что козыри у меня на руках. С нашей последней встречи многое изменилось. Ему больше нечем было давить на меня. А вот у меня было, и он знал это.
– А-а, так значит, это твой мальчишка заходил ко мне сегодня? – Он откинулся на спинку кресла, напустив на себя небрежное презрение, но я без труда уловила фальшь.
Олли и правда постарался – лицо Шона выглядело хорошо помятым. Я не стала поправлять его – не для того я была здесь.
– Забери свое заявление.
Он хмыкнул, посмотрев на меня как на сумасшедшую.
– С чего бы мне делать это? Он напал на меня и у меня есть свидетели, так что теперь твоему дружку гарантированы проблемы.
Может быть, я переоценила умственные способности профессора МакФесрона? Он действительно не понимал?
– Ты думаешь, я позволю, чтобы с ним что-то случилось из-за такого куска дерьма, как ты? – Я оттолкнулась от подоконника, по-прежнему прекрасно контролируя себя. – Давайте я кое-что объясню вам, профессор. – Я уперлась ладонями в поверхность его стола и наклонилась вперед: – Если ты не снимешь свои обвинения, я уничтожу тебя. Весь мир узнает, какой на самом деле сраный урод Шон МакФерсон. Узнает твоя жена и твои дети. Я похороню твою репутацию, и даже самый паршивый колледж у черта в заднице не захочет брать тебя на работу. Не будет больше обожания студентов, не будет звания преподаватель года. Только презрение и отвращение. Ты станешь никем, Шон.
Тон моего голоса не оставлял сомнений, что я не шучу. Взгляд Шона подрастерял напыщенную самоуверенность, хоть он и пытался это безуспешно скрыть.
– У тебя ничего не получится, – не слишком убежденно возразил он.
Я почти ласково улыбнулась ему.
– Ты кое-что упускаешь. Помнишь: твое слово против моего? Только на этот раз мы поменялись местами. – Я выпрямилась и вдруг заговорила самым печальным голосом на грани слез: – Я так доверяла профессору Макферсону, ведь он был моим любимым преподавателем, и я считала его хорошим человеком. Но он обманул меня, и воспользовался мной прямо в своем кабинете, когда я не могла дать ему отпор. А когда я узнала, что беременна, он велел мне не раскрывать рта и избавиться от ребенка.
– Ты лжешь! – Мужчина вскочил, покраснев от ярости. Вена на его шее вздулась и бешено пульсировала.
Он был отвратителен и ничего не мог предпринять против меня.
Я усмехнулась:
– Кто тебе поверит, Шон? В моем распоряжении телевиденье, пресса, интернет. Стоит мне только захотеть и эта история станет сенсацией.
Я щелкнула пальцами, показывая, насколько легко для меня то, о чем я сказала.
На самом деле я не стала бы делать этого. Шумиха нужна была мне не больше, чем ему, но он не знал об этом. Я не боялась скандала, но мне нужно было защитить Зака. Я не могла допустить, чтобы журналисты узнали о нем и начали охоту.
Я подняла со стола фотографию – Шон со своей женой и двумя сыновьями позировали на камеру, широко улыбаясь.
– Как думаешь, Лидия останется с тобой, когда узнает, что ты трахаешь своих студенток? Бедные твои дети – только подумай, как станут доставать их расспросами об их папочке-извращенце.
– Пошла к черту! – Дрожа от бессильного гнева, он вырвал рамку из моих рук. Глаза смотрели на меня в беспомощной ненависти. – Я отзову заявление. А теперь убирайся из моего кабинета!