Когда уходит печаль

– Но зачем надо было искать меня? Ирина Вячеславовна что-то забыла в поезде? Я не находила ничего…

– Мама тут ни при чём, хотя всё началось именно с неё…

– Вы говорите загадками. А между тем…

Они услышали призывный свисток локомотива.

– А между тем мы можем отстать от поезда! – улыбнулся парень. – Хотя я был бы не против. Но…

– Идёмте скорее! – испуганно вскрикнула Люба и схватила пассажира за руку. Её встряхнуло, словно от удара током, и она тут же разжала ладонь, испугавшись того жара, который вдруг вихрем пронёсся по её жилам. Однако медлить было нельзя, машинист ещё раз просигналил, но уже гораздо настойчивее.

Как они оказались наверху, девушка не поняла. Вот только что она стояла у первой ступеньки и – будто взлетела вверх, подхваченная ветром. Нарушая не только физические законы, но и профессиональные – проводник должен последним входить в вагон перед отбытием!

Все дальнейшие действия Люба совершала уже на автомате. Рывком опустила откидную площадку, быстро защёлкнула дверь, протёрла поручень. И только потом повернулась к пассажиру, продолжавшему стоять рядом.

– Вам попадёт теперь из-за меня, – сказал он.

– Не попадёт…

Люба помолчала, словно забыв о том, что ей положено было делать дальше.

– Мне проходить на своё место?

– Да-да! – спохватилась она, краснея. – У вас тридцать шестое, в последнем купе…

– В последнем. И билет последний оказался. Мне повезло.

– А как вы узнали, что я буду этим поездом ехать?

– Разведка донесла, – улыбнулся он.

Из вагона послышались тяжёлые шаги, дверь в тамбур распахнулась, и в проёме появилась Любина сменщица, неповоротливая Антонина Валерьевна. Ей было сорок пять лет, и она всей душой ненавидела свою работу. Как и каждая из проводниц поездов дальнего следования, Антонина шла на любые ухищрения, чтобы заполучить Любашу в свои напарницы. Но если кому-то хотелось работать с Любой из-за её лёгкого характера, то у Тони были свои, более меркантильные, интересы – она очень не любила трудиться и потому прикладывала все усилия, чтобы это вместо неё делали другие. Вот и сейчас она разыскивала замешкавшуюся Любу только с одной целью – устранить лужу на полу в туалете, на которую ей пожаловался один из пассажиров, весьма вредный дедок. «Небось, сам же эту лужу и устроил», – желчно подумала Тоня, хмуро выслушав его жалобу, и тут же поспешила на поиски Любы.

– Любаша, что ты возишься! – недовольно обратилась она к девушке, не взглянув на нового пассажира. – В туалете надо прибраться, жалуются уже. А я «лушку1» заполняю, у меня же не сто рук!

– Сейчас приду! – вспыхнула Люба.

– Меньше слов, больше дела! – хмыкнула Антонина и, остро мазнув по лицу парня внимательными глазами, скрылась за дверью.

– Кажется, опять я виноват! – огорчился Глеб.

– Ну что вы! Вы тут совсем ни при чём! У нас тут каждую минуту что-нибудь случается, такая работа… Вы проходите на своё место, а я к вам потом загляну, хорошо?

– Обязательно! Нам с вами о многом надо поговорить, Люба!

На этой загадочной ноте они и расстались – Глеб направился к своему купе, а Люба, зайдя в свой отсек за хозяйственными принадлежностями, побежала исполнять рабочие обязанности. И впервые она совершала их в каком-то нервном волнении, из-за которого всё валилось из рук.

Выполнить обещанное ей удалось не скоро, постоянно находились ещё какие-нибудь дела, требующие от проводницы личного участия. Антонина почти не выходила из служебного купе, жалуясь на «больные» ноги, поэтому Любе приходилось крутиться самой, попутно помогая также проводнице из соседнего вагона – в этом рейсе они работали втроём на два вагона. Она бегала из вагона в вагон, но каждый раз замедляла шаг, приближаясь к девятому купе, из которого улыбался ей новый пассажир. И, словно поддерживаемая этой улыбкой, Люба с ещё большей энергией спешила продолжать свои дела.

Только ближе к вечеру наступил долгожданный перерыв. Поезд стремительно нёсся вперёд, следующая большая остановка предстояла через три часа, пассажиры мирно сидели по своим купе, кто-то спал, кто-то читал, кто-то тихо разговаривал с соседом, и Люба, заглянув в зеркало и отметив уж слишком блестящие свои глаза, вышла из служебного отсека. Глеб будто почувствовал, что настало время и для него, – он уже стоял у окна перед своим купе, дверь которого была плотно задвинута.

– Сделать вам чаю или кофе? – словно оттягивая момент предстоящего разговора, спросила девушка, приближаясь к нему.

– Не нужно, Люба. Просто постойте со мной, пожалуйста.

– Хорошо…

Она остановилась за шаг от него и тоже повернулась к окну, облокотившись руками о поручень. Мимо пролетала какая-то деревенька, сверкающая окнами в лучах заходящего солнца. Пронёсся последний её домишко, и вскоре показались кресты старого кладбища.

– Вчера было сорок дней, как умерла бабушка, – тихо сказал Глеб.

– Я чувствовала это! – вырвалось у Любы. – Хотя надеялась…

– Да, мы тоже все надеялись… Но… Она прожила хорошую долгую жизнь…

– И умерла в окружении любимых людей! А это ведь так важно, правда?

– Очень! – Он повернул к ней голову. – Вы ведь сейчас о своей бабушке подумали, Люба? Вы сожалеете, что…