Когда улыбнется Ганеш

В одном из школьных клубов я смотрел любительский спектакль — пьесу молодого драматурга Самаракона «Мост через Келани». Под мостом этим у въезда в Коломбо ютятся люди, не имеющие другого крова. Когда уровень воды в реке поднимается, их заливает. Пьеса написана и сыграна в острогротескной манере, является, по существу, социальным памфлетом. Зрители — в подавляющем большинстве студенты — смеются зло и откровенно и над чиновниками, переносящими ответственность за положение дел друг на друга, и над ленивой позицией обитателей трущобы под мостом, и над полицейским, раздающим не отмененный в то время бесплатный рис.

Редактор одной из столичных газет Филипп Курей, показавший мне этот спектакль, тихий, аккуратный человек с топорщащимися усами и печальными глазами за стеклами очков, сказал мне тогда, что почти все деятели ланкийского кино и театра обращаются в своем творчестве к современности.

— Путь к такой вот пьесе был мучительным, — добавил он. — Ведь до провозглашения независимости наше традиционное искусство, по существу, умирало, сводилось к пляскам масок в деревне. Все остальное было лишь более или менее удачной попыткой перевести на сингальскую почву португальские, голландские, английские спектакли. Есть у нас легенда — «Майами» — о принце, которого предала его жена, во время поединка подняла оброненный им меч и отдала его противнику. В первые годы нашей независимости некоторые наши режиссеры невольно оказывались в роли этой принцессы-предательницы… Лишь с середины 60-х годов мы смогли подняться выше подражательности, начать борьбу за возрождение наших традиций, за их соединение с современностью…

Я вспомнил слова Курея, когда в огромном Зале памяти Бандаранаике, в котором обычно проходят международные конференции, высшему обществу Коломбо был предложен спектакль «Май фэйр лэди» по пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион». Публика была не просто шикарной. Она была утонченной, высокоинтеллектуальной, окончившей оксфорды и кембриджи и не имевшей ничего общего со своим народом. Спектакль был безупречно разыгран на безупречном английском языке, и зрители получили безупречно-английское наслаждение, находясь на безупречно-английском уровне театрального переживания. Однако смысл изящных острот великого Шоу едва ли мог бы дойти до большинства ланкийцев, работающих на чайных плантациях, ловящих рыбу с катамаранов, вручающих правительству петиции или протестующих против попыток США столкнуть Шри Ланку с пути неприсоединения.

В этом смысле виденный мною любительский спектакль был куда более уместным в ланкийской жизни. Интересны попытки некоторых ланкийских режиссеров. вложить современное содержание в традиционную плясовую пантомиму. Элементы балета и драмы в сочетании с народными плясками в масках выстроены в сюжетное сценическое повествование. Одни персонажи в масках, другие — без, одни условны, другие подчеркнуто реалистичны…

Ланкийский театр только зарождается. Кино же, если судить по фильму «Сита — дьявол», вступает в пору возмужания. Сюжет этого фильма представляет собой ланкийский вариант «Рамаяны». Как известно, жену великого Рамы Ситу украл и увез на Ланку коварный король ракшасов Равана. Энос воспевает победу Рамы над Раваной и освобождение Ситы. Уже своим названием — «Сита — дьявол» фильм оспаривает основную концепцию «Рамаяны». Авторы фильма считают, что Сита явилась причиной изнурительной борьбы двух воинов и гибели Раваны. Последний же вовсе не был гнусным похитителем чужой жены. Он был лишь несчастным пленником страсти, которую исподтишка распаляла Сита. Так, через тысячи лот здесь пытаются реабилитировать Равану, который был ланкийцем! Оставляя на совести авторов такую постановку вопроса, скажу лишь, что сделан фильм талантливо. Действие все время переносится из глубокой древности в сегодняшний день, древние рыцари вдруг превращаются в современных молодых людей, острота древнего конфликта то и дело проверяется на современном оселке. Фильм пронизывает ненавязчивая, немного печальная ирония. Немало изобретательности проявляет оператор, с необыкновенной нежностью показывающий ланкийскую природу…

* * *