Когда умирает свет (СИ)

Это могли быть как ничего не значащие узоры, так и местный язык, но размышлять об этом мне никто не дал. Пришлось немного ускориться, чтобы сильно не отстать от Карлоса. Он уже добрался до конца коридора и встал в полный рост.

Последние футы я преодолевала “со скрипом”, обдирая ладони об мелкие камешки, и вывалилась из туннеля с шипением и кряхтением, вспоминая все ругательства и костеря Саджу за ее “несправедливость”. Поднявшись, я запрокинула голову, проверяя, есть ли здесь потолок, но рассмотрела только кромешную темноту. Светляк не выхватил ничего похожего на каменный свод.

Шагнув вперед, Карлос тихо выругался, раздавив что-то на полу. По воздуху мазнул огонек светляка — и в густом мраке проступили белые осколки.

Кости.

Ну просто прекрасно, твою мать.

— Да мы счастливчики, ты так не думаешь? — В его вопросе не было ни капли веселья, и я напряженно рассматривала осколки, пытаясь прикинуть, как давно они здесь валяются.

В воздухе не было никакого постороннего запаха, кроме влаги и духоты замкнутого пространства. Капли пота медленно стекали по вискам, а Карлос пытался оценить масштабы логова, где мы оказались.

Костей нашлось много. Пожалуй, из них можно было бы сложить дом в пару этажей, но на полу не было ни свежих следов, ни пятен крови. Кто бы здесь ни обитал когда-то — сейчас это жилище стояло заброшенным.

Или его хозяин просто перебрался поглубже…

— Хороший вариант — дождаться темноты и вернуться назад, — предложила Берта. — К этом моменту хищник может уйти.

— Или просто залечь в засаде, — парировал Карлос. — Наш запах остался — тварюшка не успокоится, пока обед сам не выйдет ей навстречу.

— Идти вперед — большой риск, — в голосе Берты впервые проскользнуло что-то еще, кроме шутливой уверенности.

Страх.

И это, пожалуй, испугало меня даже сильнее, чем тварь, сидящая у входа.

Заметив краем глаза слабое голубоватое свечение, я повернула голову и рассмотрела на стенах крохотные выступы и еще один проход. Туннель уходил вниз, а выступы, оказавшиеся на поверку крохотными кристаллами, обрамляли его по какой-то совершенно удивительной, будто под линейку, выведенной линии.

— Карлос, — позвала я и кивком указала на туннель.

И в этот самый момент, со стороны коридора, откуда мы выползли всего несколько минут назад, прокатился грохот и стены задрожали с такой мощью, что мне на волосы осела пыль, а по плечам больно ударили мелкие осколки.

Без лишних слов Карлос зашагал обратно, чтобы проверить проход, оставив меня и Берту одних.

— Если честно, — выдохнула я, пытаясь говорить ровно и не показывать как сильно на меня давит невидимый в темноте потолок, — какие у нас шансы?

Берта ответила не сразу. В какой-то момент мне даже показалось, что она на самом деле прикидывает в уме, что мне сказать. Высчитывает во какой-то своей боевой формуле. Прибавляет их с Карлосом совместный опыт, отнимает мой, множит все это на уровень опасности.

Процент, наверное, получился не просто низким, а отрицательным, отчего Берта все больше затягивала с ответом.

Я хотела было пошутить на тему “отрицательной величины”, но ругань и глухие шаги из коридора, заставили меня отвлечься и встретиться взглядом с Карлосом, что выбрался из проема весь в пыли и грязи.

— Завалило, — сказал он всего одно слово и отвернулся.

Вот и приплыли…

Не осталось сил даже для полноценной паники, а на дне души, где тяжело булькала безнадега, не было почти ничего, кроме тупой усталости и способности переставлять ноги на автомате, не задумываясь, куда я иду и зачем.

— Теперь у нас и нет особого выхода, — промямлила я и качнула головой в сторону обрамленного кристаллами туннеля.

Моменты осознания

Все познается в сравнении, и если бы кто-то пару дней назад сказал мне, что я совершенно не обрадуюсь новым исследованиям неизвестной планеты на краю колониального пояса, то я бы назвала этого человека сумасшедшим и отправила куда подальше.

Сейчас же эти слова уже не вызвали бы ничего, кроме тупой боли в груди и, как ни странно, согласия. Обреченного такого, иссушающего согласия.

Я обожала слушать камень.

Я любила его истории, я понимала его страхи, я могла уловить тоску по былому и горечь утраты, глухое раздражение или искреннюю радость от новой встречи с живыми, мыслящими существами, что были способны снова наполнить древние, заброшенные руины жизнью, пусть даже ненадолго.

Я улавливала его вибрации, сотканные из чужих мыслей, чужих душ и энергий, но вросших в саму структуру камня, со временем став его собственной душой.

Здесь же — ничего.

Пустота во всем.

Я перестала прикасаться к стенам в надежде поймать хоть крошечной отголосок чужой мысли. Этот город мог говорить со мной только во сне; все вокруг — из одинакового белого минерала, от которого веяло чем-то затхлым и мертвым. Куда ни ткнись — везде такой же камень, белоснежные развалины, осколки, что валялись просто на земле.

Если бы кто-то мне сказал, что я буду чувствовать отвращение к собственной работе, то я бы покрутила пальцем у виска и расхохоталась.

Сейчас мне было не смешно.