Когда Венера смеется

Мы сидели в кабинете его дома на Эсквилинском холме, в котором прежде жили я и мой отец. Теперь он принадлежал Экону и его потомству. Его жена Менения была где-то в доме, вероятно, пытаясь уложить в постель пререкавшихся близнецов, чьи взрывы смеха на высокой ноте время от времени разрывали холодный вечерний воздух.

Я закончил рассказывать Экону о своей беседе с Клодией, остановившись на появлении ее брата и моем уходе несколько минут спустя.

— Когда я покидал сад этой дамы, — сказал я, — мой кошелек был значительно тяжелее.

— Значит, ты принял ее предложение?

Я кивнул.

— Значит, ты веришь в то, что Марк Целий убил Диона?

— Я этого не говорил.

— Но ты собираешься искать доказательства его вины.

— Если они существуют.

— Подозрения Клодии против него кажутся в лучшем случае неубедительными, — сказал Экон, — но тебе приходилось браться за дела, где доказательств было еще меньше, и все же докапываться до истины.

— Да. Но если честно, это дело мне не очень-то нравится.

— Ну еще бы!

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, папа, всем известно, что Целий и Клодия были любовниками. А Целий и Клодий — политическими союзниками и собутыльниками, по крайней мере раньше. Кстати, между ними могло быть и нечто большее. А может быть, и между всеми троими сразу.

— Ты хочешь сказать, между всеми троими в постели?

Экон пожал плечами.

— Не смотри так удивленно. Такая женщина, как Клодия, — ну, ты сам сказал, что там, в палатке, не было никакой мебели, кроме ее ложа.

— И что?

— Папа! Ты решил, что она хочет, чтобы ты стоял. Между тем мне показалось, из того что я слышал о ней, что она более гостеприимна. Раз там не было кресла, а лишь единственное ложе, то может быть, это для того, чтобы ты прилег с ней рядом.

— Экон!

— А учитывая также, в каком она была одеянии…

— Мне не надо было быть столь подробным.

— Тебе надо было взять меня с собой. Я бы увидел все сам.

— Тебе недавно исполнилось тридцать, сын. Пора уже думать не только о любовных забавах.

— Менения не жалуется, — усмехнулся он.

Я попытался издать недовольное ворчание, которое более походило на возглас любопытства. Экон выбрал в жены черноволосую красавицу, весьма похожую внешностью на Вифанию. В чем еще она была как Вифания? Подобные мысли время от времени приходили мне в голову, как естественно случается с человеком старшего поколения, когда он думает о молодых и их образе жизни. Экон и Менения… обнаженный Клодий и его сестра в прозрачной одежде…

В этот момент один из близнецов издал крик где-то в доме. Я внезапно очнулся, выведенный из своей задумчивости напоминанием о том, что у плотских удовольствий есть свои последствия.

— Мы отвлеклись, — напомнил я. — Я сказал, что мне не очень-то нравится это дело, а ты воскликнул: «Ну еще бы!»

— Ну, случай тут явно нечистый, разве тебе не кажется? Возможно, даже подозрительный. Я хочу сказать, здесь что-то не так. Посуди сам, папа: по сути, тебе удалось узнать от Клодии о Целии лишь то, что он занял некую сумму денег у богатой, старше его по возрасту женщины — под фальшивым предлогом, разумеется, — и не вернул ей этот долг. Да, и еще то, что у него случайно оказался при себе нож, что формально запрещено законом в пределах городских стен, но что в наши дни считает необходимым любой здравомыслящий человек. До самого недавнего времени эти двое были любовниками, а теперь она изыскивает доказательства, чтобы обвинить его в убийстве. Какой мы должны сделать из этого вывод? Целий был в доверенных отношениях с ее братом, а теперь Клодии вдвоем обвиняют его в том, что он является наемным убийцей царя Птолемея или Помпея, что одно и то же. Да при этом Клодий сдает Целию жилье — Целий проживает в его доме неподалеку от твоего.

Я покачал головой.

— Больше не проживает. Клодий выгнал его оттуда. — Когда?

— Несколько дней назад. Я ничего не знал до сегодняшнего дня, пока мне не сказал об этом сам Клодий. Только представь — в палатке, обнаженный, мокрый, он беззаботно рассказывает мне о своем недвижимом имуществе. Любопытно, что еще сегодня утром, когда мы с галлом шли к Клодии и я увидел, что все ставни на доме, где жил Целий, заперты в такой теплый день, я подумал, что Целий отсыпается с похмелья. А оказывается, дом просто стоит пустой. Целий вернулся в дом своего отца на Квиринальском холме, где, несомненно, будет проживать до самого окончания суда.

— Так, значит, они решились выдвинуть против него формальное обвинение?

— Да, формально обвинение уже предъявлено. Но не самим Клодием.

— Тогда кем же?

— Угадай.

Экон покачал головой.

— У Марка Целия слишком много врагов, чтобы я мог угадать.

— Обвинение предъявлено семнадцатилетним сыном Луция Кальпурния Бестии.

Экон рассмеялся и изобразил сценку, вытянув руку:

— Судьи, я указываю не пальцем вины — я указываю на виновный палец!

— Так ты знаешь эту историю?

— Разумеется, папа. Всем известно, как Целий обвинил Бестию в том, что он отравил своих жен. Жаль только, что мы с тобой ездили к Метону, когда проходил этот процесс. Я слышал о нем от Менении.

— А мне рассказала о нем Вифания. Теперь, похоже, Бестия скоро отомстит Целию.