Когда возвращается радуга. Книга 1

О том, что красавчик граф долго не мог забыть случайно брошенной во время пиршества фразы: «В мешок — и в Босфор!» — Огюст благоразумно умолчал. Его ведь об этом не спрашивали. Как и о том, что Монстрель вытянул-таки из Хайят подробности о назначении трубы-туннеля за маленькой неприметной дверцей во дворике икбал, и с болезненной дотошностью расспросил, за какие прегрешения и как наказывают грешниц в гареме. После чего, как признался друзьям, саму мысль о том, чтобы «отдать бедную девчонку на утопление этим изуверам» счёл недостойной дворянина.

Сперва он поиздевается над отцом, воздав ему за все выговоры и принуждения к браку женитьбой без благословения; а потом — не изверг же он! — придумает своей Хайят красивую легенду и родословную, на манер того, как поступил герцог д'Эстре. Ведь и впрямь не все верят в чудесное происхождение его благоверной… А чем графиня хуже герцогини?

Но султану ни к чему знать такие подробности, не так ли?

— Как вы, европейцы, всё усложняете. — Тамерлан снисходительно усмехнулся. — Впрочем… Расскажи об остальных своих друзьях.

— Жоффруа Лебюэль…

Бомарше помолчал.

— Его ждёт во Франкии невеста. Богатая, знатная… Нельзя сказать, чтобы нелюбимая, но… Надо сказать, одно время Жоффруа даже испытывал к ней тёплые чувства. Но он, безупречно верный в своих привязанностях к королю и отечеству, чересчур ветреник по отношению ко второй половине рода человеческого. Пожалуй, при его лёгкости характера ему лучше было родиться здесь, чем в Нормандии. Вот уж у кого был бы полон гарем красоток, искренне любящих своего повелителя; и, сдаётся мне, ни одна не уходила бы от него обиженной. Вот и сейчас: похоже, он не захотел обидеть свой «подарок» отказом и сделал всё, чтобы она осталась довольна. Хоть предполагалось изначально несколько иное распределение ролей… Говоря откровенно, если этот парень не примет ислам, он не женится никогда, из-за опасения оставить без внимания хотя бы одну из претенденток на своё сердце.

Пока султан смеялся, вытирая краешком льняного полотенца слезу, набежавшую на живой глаз, Огюст припоминал со скорбью и невольной жалостью в сердце тучную Адель де Бюи, невесту Жоффруа. Дочь маршала де Бюи, девицу лет двадцати семи, перестарка даже по меркам лютецкого двора, где девушки не особо торопились связать себя замужеством. К сожалению, Адель, умнейшая и образованнейшая барышня, добрая, впечатлительная и впечатляющая, помимо чрезмерной и нездоровой полноты телесной имела ещё один недостаток: пылала к жениху исключительно материнскими чувствами. И настолько успела донять заботой и вниманием, что сюда, в Константинополь, он напросился сам, лишь бы заполучить отсрочку перед уже сговоренной родителями свадьбой.

Но нежную Захиру он брал с собой, и только с собой, не соглашаясь оставить здесь!

«Она ведь тоже нормандка, родом из какой-то деревушки. Хочет вернуться домой, и разве это грех — ей помочь? Благое дело, долг каждого христианина. Куплю ей приличный дом, понадобится — найду старика-мужа, чтобы охранял вместо ночного сторожа, а сам… буду наезжать, отдыхать душой после удушающих объятий Адели. Пойми, друг, не могу я оскорбить отказом и невесту, и родителей. Они добрые хорошие люди, искренне меня любящие. Но и Захиру бросить не могу. Мне всех их жалко».

Огюст подозревал, что со своей извечной жалостью и необъятным любвеобильным сердцем его друг наживёт ещё неприятностей. Но ведь султану об этом знать незачем?

— Филипп де Камилле…

Вот тут он задумался не на шутку. Чем даже озаботил своего собеседника. Встряхнулся, возвращая себя к действительности.

— Тут печальная история, сир. Пять лет назад он потерял невесту. Нет, девушка не погибла, просто предпочла его другому. Вернее сказать, её родные предпочли, хоть и знатностью, и богатством новый жених не мог с ним потягаться. Но вот прорваться к сердцу его невесты успел первым…

И не только к сердцу, но и к телу. Потому и пришлось родителям спешно расторгать одну помолвку и объявлять о другой, а затем, едва выждав три недели между обручением и венчанием, сыграть свадьбу, во время которой живот невесты торчал выше носа. Скажись новобрачная опечалена данным обстоятельством — её можно было бы понять и простить, но она светилась счастьем и распиналась всем гостям о том, как ждёт этого младенца, бесстыдница.

Правда, она потом рано овдовела. Говорят, муж её поколачивал, но это не помешало бойкой вдовушке, едва дотерпев до завершения годичного траура, возжаждать прелестей нового брака и выскочить замуж вновь.

Естественно, не за Филиппа.

Третьего её замужества он дожидаться не стал, покинув страну с разбитым сердцем и полностью посвятив себя службе отечеству издалека.

— Он весьма достойный человек, государь, — добавил Бомарше. — Только замкнут, и теперь полностью погружён в мир книг, да ещё своё любимое оружейное дело. Невинная девушка, которую он увидел вчера, чем-то затронула его сердце. Надеюсь, она сумеет излечить его скорбь и вернуть к радостям жизни.