…В тот же день прекрасная Гюнез спустя два часа после посещения хаммама и превосходного массажа от Омара почувствовала себя нехорошо. Она и без того всю неделю пребывала в дурном состоянии духа, ибо Повелитель за всё это время о ней так и не вспомнил. Нахлынувшее головокружение встревожило её. Послали за Фатьмой. Та, внимательно осмотрев фаворитку, отругала её за пристрастие к парилке в таком деликатном положении и прописала охлаждающие ванны. И лёгкую микстуру для снятия тошноты и спазмов в желудке.
Очевидно, мальчик-посыльный, приносящий лекарство, что-то напутал. Потому что отдал Михмир совсем другой пузырёк — не тот, что прислала Фатьма, а полученный из рук Нергиз.
Вечером фаворитке стало совсем невмоготу. Боли в животе усилились и стали заметно отдавать в поясницу. Началось кровотечение. Перепуганная Михмир вновь позвала лекарицу, та в первую очередь проверила, то ли лекарство принимала больная… Но безобидная травяная настойка, давно уже занявшая место первого, подменного флакона, не вызвала у неё подозрений, поскольку и впрямь была составлена ею лично и угрозы для беременной не представляла.
Несмотря на все предпринятые меры и на молитвы, возносимые всем гаремом, к утру фаворитка потеряла ребёнка.
Султан, вернувшийся к тому времени с многодневной охоты, страшно разгневался.
Женщине, не сумевшей сберечь дитя чингизидов, нечего делать рядом с ним.
Гюнез вернули в общий гарем. Дали месяц на поправку здоровья — и предупредили, чтобы через месяц была готова переехать в домик кальф. И что лишь в память о подаренных часах наслаждения её последним кровом станет крыша этого домика, а не хладная поверхность Босфора.
…А могла бы…
О происшествии с Кекем, о превышении капа-агасы своих полномочий, да и о многом другом валиде-султан пока ещё ничего не говорила венценосному сыну. Она ждала. Ибо время для обвинительного слова, весомого, как топор, ещё не пришло.
Но оно близилось.
Глава 7
Ирис рассеянно водила пальцем по золочёной решётке окна, чувствуя нагретый металл, дуновение тёплого ветра снаружи, запах роз… Жизнь вокруг вроде бы кипела. А у неё внутри всё умерло — вместе с мамой Мэг. Будь та жива — за три недели её как-нибудь, да нашли бы, но немолодая служанка из ТопКапы исчезла бесследно. В лечебнице, куда её доставили, сказали только, что в тот день, о котором расспрашивали, привозили к табибам двух женщин с грудной болезнью; через три дня одна из них умерла, и её похоронили на больничном кладбище; второй стало лучше, и она ушла. Вроде бы за ней даже явились какие-то родственники, но кто такие и куда увели — никто толком не мог сказать.
Впрочем, Северянке Мэг не с кем было уходить. Попав однажды в Сераль, она уже много лет не переступала его порог; откуда в городе взяться её знакомым или родственникам? Увы, напрашивался печальный вывод…
— Тебе бы на могилку сходить, — пробурчала однажды сердобольная (как оказалось) Айлин, наглядевшись на Кекем, пребывавшую в прострации. — Попрощаешься — станет легче. Улучу момент — попрошу валиде, чтобы разрешили тебе туда съездить. А пока узнаю точно, где это кладбище и где могила, они же безымянные…
Но валиде-ханум в последнее время находилась в крайне раздражённом состоянии духа, и соваться к ней с ходатайством о какой-то стриженной одалиске представлялось пока неразумным. Причина хандры объяснялась просто. Да, низложенная ныне фаворитка пришлась Высочайшей Матери не ко двору, и, положа руку на сердце, почтенная Гизем не особо сокрушалась о так и не родившемся внуке, ибо уже наслышалась о проказах бывшей фаворитки с лже-евнухами, и лишь нежелание усугубить и без того не в меру проявившуюся хандру сына останавливало её от… Впрочем, положа руку на сердце, тоска султана по долгожданному, но так и не рождённому наследнику ни причём. Просто валиде всегда предпочитала иметь в рукаве любимого восточного одеяния какой-нибудь особый козырь для недругов — так, на всякий случай, если уж обычные средства и обвинения не подействуют… А вот само угнетённое состояние сына, случившееся с ним впервые… Временная ли это слабость? Как бы он не надумал вернуть провинившуюся.
Одним словом, с просьбами к ней сейчас лучше было не соваться. Айлин так и сказала.
— Может, — робко отозвалась Хайят. Она с остальными девушками готовилась к переезду в посольство, и теперь в последний раз просматривала вещи в своих сундуках и укладывала милые сердцу безделушки, накопившиеся за несколько лет жизни в гареме. — …Может, попросить господина мужа поговорить с Великим? Он разрешит Кекем съездить в город… Капа-агасы сейчас не у дел, а его помощники всего боятся…
Ильхам с досадой кинула в сундук целую кипу цветастых платков, забыв о почтении к бухарскому шёлку.