Когда возвращается радуга. Книга 1

Как была в единственной нательной рубашке, Ирис рванулась от невидимых страшных рук, пытавшихся её остановить, и заметалась по незнакомому помещению. Этот уголок бань предназначался для омовения слуг, а потому не был ей знаком, и теперь она тыкалась во все стороны, как слепой котёнок, в поисках выхода, задыхаясь и кашляя в клубах душного вонючего пара, натыкаясь на полуголые тела, потому что глаза слезились в серных испарениях… И, конечно, далеко не убежала.

Её перехватили два дюжих евнуха, явно не из неженок, что бывали на побегушках у одалисок, а здоровенных стражника, из тех, что охраняли ворота.

— Сюда! — коротко приказала Фатьма, тыча в скамью. — Какем, сказано тебе — сиди смирно! Всё уже, твоих волос больше нет, давай сбреем остаток, и ты успокоишься.

— Пу-усти-те! — Она всё ещё пыталась вырваться. — Не-ельзя!

— Молчать! — Рассвирепевшая лекарица приблизилась к ней вплотную. — Ишь, принцесса какая нашлась! Кто тебя просил с матерью якшаться? Набралась от неё заразы, теперь терпи! Я не позволю, чтобы из-за одной упрямой ослицы в ТопКапы началась эпидемия! Сиди и не дёргайся, не то, не приведи Аллах, у Сурьи дрогнет рука, и вместо головы она порежет тебе личико! Волосы отрастут, а нос не приставишь!

Ирис разрыдалась и отчаянно замотала ставшей слишком лёгкой головой. Ни за что! Пусть ей сразу перережут горло, чтобы не мучилась! И заработала тяжёлую оплеуху, от которой так и загудело в черепе.

— Да что же это та… — завелась лекарица. Но тут двери в парную, которые, оказывается, находились совсем рядом — Кекем лишь каким-то чудом не ткнулась в них при попытке сбежать — распахнулись.

— А ну, стоять всем, сучьи выродки! — гаркнула разгневанная Айлин. — Именем валиде-ханум — прекратить беззаконие! А то живо вызову палача! Я — женщина вольная, и власть тут кое-какую имею! Ты, с бритвой! В сторону, живо, пока я тебе самой обрезание головы не сделала! Ну?

Пальцы руки, зажавшие над стриженной головой Ирис костяную ручку, медленно разжались, и страшное лезвие упало, звякнув о каменный пол.

— Айлин-ханум, — сдерживая злость, начала Фатьма. — Я не понимаю! Всё, что мы делаем, предусмотрено порядком, испокон века заведённым в ТопКапы при угрозе заразной болезни. Эта девица не так давно встречалась с матерью, которая сейчас скончалась…

— Кто сказал? — гневно перебила «лунноликая». — Я спрашиваю: кто сообщил тебе, вонючка лазаретная, что северянка Мэг умерла? И что она болела тем же, что и те две, без роду и племени, которые недавно померли? Ты сама осматривала Мэг?

Фатьма выпрямилась, гневно свела, насколько это ещё возможно, густые сросшиеся брови.

— Её осматривала моя помощница. В моё отсутствие. И передала капа-агасы Махмуд-беку все нужные сведения. Я ей доверяю как себе.

Айлин смерила её задумчивым взглядом, прикусив губу. Уточнила:

— А это, значит, капа-агасы уже потом здесь всё взбаламутил. Вместе с тобой. Что ж, понятно…

Ирис затрясло. Несмотря на ужасающую духоту, её пробил озноб. Что происходит?

— Конечно, — с достоинством ответила лекарица. — Ты забываешься, Айлин-ханум. И превышаешь свои полномочия. Да, ты вольная, но ты всего лишь наставница, и не имеешь права мной распоряжаться. А Главный евнух — имеет.

Танцовщица медленно подняла руку, сжатую в кулак. На указательном пальце драконьим глазом засиял лунный топаз, жёлтый, как непознаваемые очи валиде-ханум, знак её же власти и наделяемых ею полномочий.

— И я — имею, — коротко ответила «лунноликая».

Стало тихо.

— Ты, — наставница кивнула рабыне, украдкой нагнувшейся к бритве. — Ну-ка, брысь!

Помедлив, та разогнулась.

— Ко мне! Ближе!

За её спиной раздалась твёрдая поступь, сопровождаемая цоканьем трости по каменному полу. В парную, как неумолимое возмездие, вплыла Нуха-ханум. Из-за её плеча выглянула Ильхам — да так и ахнула, округлив глаза и в ужасе зажав рот ладонью при виде неузнаваемо переменившейся жалкой Кекем.

Смотрительнице гарема понадобилось беглого взгляда на разъярённую танцовщицу, на жертву лекарского произвола, остриженную безобразно вкривь и вкось, бритых налысо девушек, замерших в сторонке, грозную Фатьму…

— А где, собственно, сам Махмуд-бек? — осведомилась сухо. — Как евнух, особенно главный, он мог бы и поприсутствовать при экзекуции.

— Он распоряжается во флигеле, — сквозь зубы процедила лекарица. — Двоих умерших надо похоронить, а потом заняться помещением для тех, кто пока не болен, но может заболеть.

— Вот и занимайтесь, — холодно отозвалась Нуха-ханум. — Это ваши подопечные. А с в о ю подопечную и подарок султана франкскому послу я забираю. Не взыщи, Фатьма, но ни ты, ни капа-агасы не вправе ею распоряжаться. Я так понимаю, что тебе о чём-то сообщили… в сильно преувеличенном виде. Ты выполняешь свой долг, я — свой; но как только закончишь с делами — жду тебя у себя. И помни: я не лягу, пока не поговорю с тобой. И если наш разговор состоится — возможно, не стану упоминать на докладе у валиде-ханум твоё имя.

Порывисто шагнув вперёд, Айлин склонилась над дрожащей Ирис.

— Эй, девочка, пойдём-ка… Ты меня слышишь? Где её одежда?